Ещё запыхаясь от бега вверх по лестнице на третий этаж, он подошёл к краю. Плоская крыша дома не была огорожена – дом новый, не успели.
Посмотрел вниз – стало жутко. Тошнота, отступившая, было, во время подъёма, снова подошла к горлу. На правой руке, чуть выше локтя он заметил капли запёкшейся крови и серо-красные капельки.
– Это её мозги. Надо было всё же сменить рубашку, – вяло подумал он. Посмотрел вокруг.
Желтоватые двухэтажные домики обступали огороженный дощатым забором двор, где валялись бетонные плиты, кучи строительного мусора и сложенный штабелями красный кирпич. Дальше, за домами, виднелось море. Хайфа спускалась к нему ступенчато.
Был полдень. Море уходило к горизонту голубым полотном. В отблесках солнца полотно блестело, переливаясь и слепя глаза.
– Всё, жизнь кончилась, – прошептал он, и сделал ещё один, предпоследний, шаг. Страха не было. Было желание поскорее кончить с этим. – С чем с этим? С такой жизнью, будь она проклята!
И за секунду до последнего, теперь уже, шага в бездну эта жизнь...
– Мама, Клара всё рассказала мне, не скрывай и ты от меня ничего, ладно?
Мать сидела на стуле, не шевелясь. Седые волосы виднелись из-под платка, морщины иссекли смуглое, загоревшее лицо. Тёмная зеленоватая кофта опускалась на длинную чёрную юбку, закрывавшую ноги. Она смотрела на сына и чувствовала, что её испытания еще не кончились. Сначала он пропал на войне, теперь, через два года после её окончания, появился возмужавший, грубоватый, отчуждённый. Но это её сын, родной ребёночек Моше-Давид, которого она любит, как и прежде! Она вглядывалась в его лицо.
Виски уже прихвачены сединой, упрямый, насупленный взгляд, серые прищуренные глаза, в которых боль и злость. Ладная фигура в этой гимнастёрке с погонами, хромовые сапоги.
В военкомат он отправился не сразу. Сначала долго бродил по городу, стараясь то ли забыться, то ли найти решение. Надо было идти в сторону вокзала – там был военкомат. По Ядринцовской улице, названной так в честь какого-то революционера, он шёл медленно, глядя по сторонам.
Вот справа длинный забор сада имени Сталина, переходящий в каменные, с массивными столбами, ворота. Вход платный, тридцать копеек. Слева по улице – деревянные, бревенчатые, брусчатые домишки, местами уже почерневшие от времени. Тополя с раскидистой листвой бросали тень на деревянные тротуары, примыкавшие к булыжной мостовой.
Было лето, и солнце палило нещадно – даром, что Сибирь!
А я тут как раз выкладываю в ЖЖ свою повесть http://artur-s.livejournal.com/2277604.html, а именно третью главу как раз о Новосибирске - интересное совпадение! В те времена как раз про Майорку только не хватало, да? Да и позже вплоть до развала Союза... Экзотика, ага. А сейчас - пожалуйста, лети и загорай. Во как бывает!