Из моей книги "Циклотимия"
– Что-то скучно стало в последнее время, - Старик протяжно зевнул, – извиняюсь, ребята. Дока, расскажи что-нибудь смешное, а то всё надоело: политика, политика, техника, даже бабы! Вот ведь как бывает...
– Разогни, разогни, Дед, а то насчёт баб ты загнул! – Друг лениво потянулся за рюмкой.
– Да. Тут Старик ошибся, я согласен, – поддержал я, – это у него случается от недоперепития.
Так о чём рассказать? Заказывай!
Мы любим приезжать сюда, в это кафе на пляже Хоф Дор, недалеко от Зихрон-Якова, напротив арабской деревни Фурадайс, что можно читать как Парадиз, что, в свою очередь, означает Рай.
Я, конечно, сомневаюсь, что Рай находится именно в этой деревне, но ни с кем из местных не спорю на эту тему, хотя они со своими кальянами иногда рассаживаются в большом количестве недалеко от кафешки и ведут неспешно свои арабские разговоры.
А мы сидим на веранде, потребляем в меру алкоголь под острую закуску и наблюдаем за белыми барашками волн, бьющими в мелкую гальку и песок под шумное придыханье приливов-отливов.
– Насчет смешного не обещаю, – начал я, – просто в последнее время скопились в кучу то ли смешные, то ли грустные факты о некоем не то что противопоставлении, а скорее, о некотором отчуждении...
– Дока, не тяни кота за хвост! Чего это ты замямлил? Я не ожидал от тебя такой тягомотины! Выкладывай! – строго отрезал Старик, глядя в сторону морской пучины, – наверняка что-то душетрепещущее хочешь нам доложить!
– Пожалуй и так.
Ладно.
Слушайте...
– Ой, ой, ой. Дока – добрый… – Друг поперхнулся пивом Гольдстар, – Дока – добрый...
– Не веришь, что ли? Да, я – добрый, но иногда...Вот послал я в очередной раз фотографии на доисторическую родину. Родичам послал. Нормальные фоты. Идеологически выдержанные, я считаю. Дом снаружи, дом внутри, сад, машина, пейзажики на фоне моря или, наоборот, море вкупе с сухопутными пейзажами – в общем, ничего особенного, среднее, не чрезвычайное...
И что же вы думаете?
Получаю ответ от брательника, застрявшего в Сибири на всю оставшуюся жизнь.
И пишет он следующее:
– Ну вы, мол, там, буржуи. По-буржуйски живёте. Красиво. Не то, что мы, простые труженики, бедные и практически разнесчастные.
В таком вот духе.
Я, конечно, внутренне напрягся.
Вздрогнул внутренне, знаете ли. А с чего это вдруг, думаю, я вдруг оказался вдруг! буржуем? Ведь это словечко глубоко угнездилось в моём сознании, как очень нехорошее, противное, пакостное и оскорбительное! Я достаточно ясно излагаю, граждане буржуи? Ведь и вы, в некотором смысле...
– Давай, давай, излагай дальше, не тормози, – интеллигентно попросил Друг, тщательно пережевывая кусок шашлыка, – чего это ты взъелся на родню? Ну пукнул человек в лужу, так что? Из-за этого оскорбляться? Это словечко ведь не он придумал, а кто-то из классиков марксизма, не сам ли Карло Марло?
– Вооот! И я тоже зарассуждал поначалу так же! Даже полез в энциклопедию уточнять, что же означает это поганое словечко? И что вы думаете, люди? Нашёл! А означает это пошлое словечко следующее:
По одному источнику, это называется – третье сословие, или tertius status по латыни, если вы её вдруг помните, или же по-французски tiers état, если вы его, то есть, французский когда-либо изучали, и означает буквально то же самое! А именно, с конца средних веков и до самого 1789 года так назывались все, кроме духовенства и дворянства во Франции. Третье сословие – и всё!
– Друг, а тебе не кажется, что наш глубокоуважаемый учёный товарищ малость проехался по нам? Мы его не трогаем, а он нас обижает на двух незнакомых языках!
– Да, чегой-то он окрысился на всех, понимаешь... Давай простим его на первых порах, дослушаем про сумбур в его башке, а дальше решим, что с ним делать. Для успокоения давайте вначале вздрогнем, а потом пусть обиженный непонятно чем Дока продолжит свой живописный рассказ!
Мы, естественно, вздрогнули по маленькой, вознеся тостируемые рюмки в виде пластмассовых стаканчиков высоко вверх, в начинающие сгущаться сумерки.
Уже стали зажигаться первые огни в коттеджах, живописной группкой разбросанных влево от нашего кафе и подступающих к самой кромке моря, которое с умиротворяющим шипением периодически подбрасывало пенную массу чуть ли не к самым порогам жилищ, снимаемых на недельку-другую отдыхающим народом.
Влажный морской воздух приятно овевал наши ещё не пьяные головы и тщетно старался расслабить и успокоить меня, взбудораженного в общем-то не ахти какими уж неприятными воспоминаниями.
– Итак, - я продолжил ковыряться в определениях слова "буржуазия" и пришел к выводу, что под этим подразумевается общественный класс собственников капитала, получающих доходы в результате торговой, промышленной, кредитно-финансовой и другой предпринимательской деятельности и, заметьте, эксплуатирующий, так сказать, третьих лиц!
Ясно?
Меня заподозрили в том, что я – собственник капитала и эксплуататор!
Ладно.
Ясно.
То есть, я, работающий в какой-нибудь фирме хайтека-шмайтека, – есть натуральный буржуй, а он, имеющий двухэтажную дачу в пригороде – несчастный эксплоатируемый трудяга.
Хорошо.
Проехали.
Но кого же я эксплуатирую, я вас спрашиваю? Кого?
– Алло, алло! Не распаляйся, товарищ! Не эксплоататор ты, не кровопийца, короче! Глянь, кака-а-а-я жен-щина-а-а, какая же-е-енщина, мне б таку-у-ую! – пропел Друг на мотив заезженной до протёртостей в пленке, некогда популярной в русских кабаках Израиля песни.
Это факт.
Женщина шла мимо нас та-а-ака-а-а-я!
Мы втроём молча смотрели на неё.
Стройная – не то слово!
Берёзка!
Ну, или кипарис.
Короче, цимес.
– Не отвлекай меня без нужды! – я опомнился. – А теперь скажите мне, други, когда из голов нашего поколения испарятся устаревшие понятия, подогреваемые, в основном, завистью, а также ленью, нежеланием шевелить задницей, не говоря уж о том, чтобы шевелить рогом? Когда?
– Можно мне коротко ответить тебе, Дока? Никогда. – Старик серьёзно посмотрел на меня. - Ты понимаешь это?
Ни-ко-гда!
И я объясню, почему.
Люди уже рождаются разными.
Один – способным, второй – дураком.
Один – ленивым, второй – трудягой.
Генетика – мать-ть-ть наша! И ничего тут не сделаешь.
Гауссово распределение в действии! Один рвётся в дамки, начиная с детского сада, второй сходу записывает себя в тихие и несчастные, обвиняя в своих бедах всех вокруг, кроме себя. Любимого, ранимого и такого правильного.
– Кстати, о несчастных с младых ногтей, – перебил его Друг, – есть у меня хорошая знакомая в Москве. Уже в годах. Все то время, что я здесь, она мне плачется при встречах и по телефону, что ну просто помирает от желания слинять в Израиль, но... и тут начинаются разные "но".
То одна причина.
То другая, то сынишка больной якобы, вот уже двадцать лет выявляет она у него разные болячки, а он, между тем, сидит дома и не работает, несмотря на высшее образование. Жениться боится, сидит на шее мамы с папой и в ус не дует! А она объявляет это причиной всех её сложностей, ей и там нелегко и в Израиль боится, и ноет и ноет беспрестанно. При этом объясняет мне, что она несчастная, а я счастливый. Вы там, говорит, живёте шикарно, у вас там, говорит, нет проблем, у вас там, говорит, и медицина на высоком уровне, и тепло, и море, и проблем нет, и вообще вам всё с неба валится...
Я ей толкую: так забери своего бездельника, уговори своего мужа – и вали сюда, раз ты уверена, что здесь лучше!
Нет!
Она боится.
И не скрывает, что страшно завидует.
Завидует своим школьным и институтским подругам, которые вкалывают и неплохо зарабатывают, завидует соседям, которые купили новую мебель, завидует всем вокруг, не делая при этом никаких попыток шевельнуть задницей, найти, наконец, работу и перестать влачить существование.
Замкнулась в своей скорлупке, боится выглянуть оттуда, чтобы не завидовать...
Ужас. Жалко её, а помочь ничем не могу. Хороший человек, а загнал сам себя в угол!
– Да. Представление у них о нашей жизни искажённое. Не хотят они понять, что мы здесь вкалываем, как бешеные, чтобы обеспечить свою жизнь здесь. Просто здесь система другая...
– Но и там они сейчас вкалывают в частных фирмах, жизнь ведь поменялась в России!
– Не скажи! Вы ведь Алика знаете? Да, да, тот, который пожил в Израиле лет десять, потом рванул в Канаду, пожил там года три, вернулся в Израиль и затем от одной из Леваевских фирм открыл контору по Ай - Пи - телефонии в Омске, и набрал там пятьдесят человек.
Так вот, он рассказывает о том, как мучается со своими сотрудниками.
Молодые ребята, а ментальность им родители, видать, передали по наследству! Работать не хотят или работают из-под палки. И все время обсуждают лёгкую и безоблачную жизнь на Западе, бешено завидуя и брызгая слюной. При этом хвастают, что пьют всё, что булькает! Алик уже выпер троих за пьянку, но воз и ныне там! Кроме зависти, у ребят вымерли все чувства. Он им объясняет, что всё зависит от них самих, но куда там! Они так и считают, что кто-то им должен, кто-то им обязан, кто-то должен взять их за ручку и вытащить их из дерьма!
– А вот еще хотел я вам рассказать... – Старик задумчиво повертел зажигалку на столе. – Смех и грех, ей-богу. Я рассказывал уже вам как-то, что перед отъездом в Израиль работал Главным конструктором в одной конторе.
И было там всего два еврея: я и Гроссман, один из подчиненных мне начальников отделов. Толковый мужик, технически грамотный, но был у него недостаток – он был парторгом всей этой конторы. И не просто парторгом, а парторгом-начётчиком.
Пятый пункт, естественно, давил на его психику, и он рвал узду пошибче исконно русских!
Все уже давно поняли, что с коммунизмом в Союзе дело швах – это был девяностый год – а он всё читал нам политинформации, причём сгонял и беспартийных, таких как я, правда меня персонально приглашая по телефону – всё же начальство он уважал и заискивал перед вышестоящими.
Читал он нам только газету "Правда", читал четко, подобострастно вибрируя голосовыми связками и значительно оглядывая нас поверх газеты сквозь очки с сильными диоптриями!
Короче, жалкое зрелище, позор нации.
Но это не всё.
Двуличный жучок был, тот ли ещё!
Я ему, как еврей еврею, за несколько месяцев до отъезда сообщил, что собираюсь ехать на родину предков и спросил, что он сам думает на эту тему.
Ха.
Мялся мужичок долго, финтил, извивался, но, как честный коммунист, тут же побежал наверх и сдал меня начальству.
Нагадить – не нагадил, времена пошли другие, но в душу мне насрал, само-собой.
Так вот, после всего этого, он явился в мой кабинет и просящим тоном умолял меня выслать по прибытии в Страну Обетованную видеосистему Сони и пару других японских или американских музыкальных агрегатов для жены, которая очень любит музыку!
– Вы же там заживете, как бог! – попросил меня парторг – что вам стоит прислать мне такой незначительный подарок?
Так что информация у коммуниста была та ещё!
Он уже заведомо завидовал!
Но завидовал по-деловому, по-коммунистически: зажил красиво сам – поделись с товарищем! Классовая ненависть к буржуям не помешала подойти прагматически в непростой ситуации!
Цирк, да и только!
А между тем, сумерки приняли чернильную окраску.
В коттеджах граждане позажигали огни.
Недавний, легкий и ласкающий, шорох бриза перерос в неровное дыхание гигантского зверя с астматической одышкой.
Волны накатывались, плюясь белыми брызгами, и отступали, отплёвываясь ими же.
Добрый вечер вступил в свои законные права.
Здрасьте вам, – как бы говорил он. Отдыхайте, дорогие гости пляжа Хоф Дор! Оставляйте, будьте так любезны, свои шекели у нас!
Вам это зачтётся!
Когда-нибудь...
– Кстати, – Друг включился в беседу, – это очень ранимые люди. Обидчивые до ужаса. Чуть не то скажешь, а он уже губы надул.
Так и хочется каждому из них сказать:
– Ты на меня сердишься? Набери в рот говна и плюнь мне в морду!
У них ведь сопереживания или простого сострадания не дождёшься!
Они сразу воспре...воспря...как это сказать: воспревают, что ли? духом!
Ага-а! Вы, мол, сами туда поехали – вот теперь и крутитесь! Мы же, мол, вас не гнали! Ага-а-а! Мы, мол, оставшиеся, такие бедные и несчастные, нам помогать надо! А вы уехали в погоне за деньгами, там у вас классная медицина, там вы – капиталисты все, а мы...
Тьфу на них!
Совки – одно слово!
– Да. Верно. Самое гадкое знаешь что? И оно же самое неприятное. Мелочная эта зависть в конце концов переходит в настоящую ненависть!
Точнее, заскорузлая, укоренившаяся десятилетиями совка, зависть к соседу, в сочетании с комплексами неполноценности, с неверием в собственные силы – перерастает в конце концов в глухую ненависть, лелеемую и подкармливаемую любыми событиями в собственной интерпретации, а также слухами, выдумками и сплетнями.
Это именно то, что разъедало нас, совков, по отношению к Западу.
Не можем дотянуться, допрыгнуть, достать, тямы нехватает, мозгов, характера, энергии, выдержки и прочее, – по-быстрому испекаем образ врага!
Отсюда и вылезают задорновы и прочие петросяны, играющие на низменных чувствах плебса.
– Жуткую картину мы нарисовали, мужики. Жутчайшую. Ну, и что теперь с этим делать будем? – смешливо молвил Старик.
– А ничего делать не будем, – сказал я, – давайте лучше тяпнем по рюмочке за здоровье всех совков, бывших и настоящих, благо мы ведь тоже сделаны из этого теста! Пожалеем неудачников, пожелаем им всем исправиться, и будем надеяться, что и сами мы не окажемся снова в их шкуре!
– А что? Хороший тост! Правильно ты выразился, Дока!
Итак, за совков!
Лехаим!
Показавшийся над горизонтом диск луны игриво подмигнул нам прошедшим по нему облачком.
Темное небо над Хоф-Дором слегка посветлело.
Было полнолуние.