– А кто сказал, что зависть чёрная или белая?
А почему не зелёная?
Или красная? Красная зависть – во-первых, как говорится, это красиво. Да?
– Ну, ты скажешь, Дока! Серобуромалиновая зависть. Хе.
– А знаешь ли ты, Друг, что чёрную и белую придумали для отвода глаз. Чтоб не стыдно было говорить: да, я ему завидую. Убил бы, ссс…, но у меня она белая, поэтому я ему улыбнусь и проскриплю: давай, давай, не волнуйся, она у меня белая…
Чушь всё это!
Зависть – она всегда одного цвета: чёрная. Со всякими говнистыми оттенками.
Но никак не беззлобная.
Так-то вот.
А ты как мыслишь, Старик?
Вода Кинерета была ровной и гладкой, как кожа любимой женщины.
Ни ветерка.
Мы сидим в наружном кафе мемориала Бейт-Габриэль и курим, запивая никотин кофием зверской силы, который прочищает наши мозги, измученные трудами праведными.
Есть ещё и внутреннее кафе, но там почему-то не работает кондиционер, хотя на улице под тридцать градусов тепла.
Нам нравится здесь бывать.
В нашей стране, с её бешеным ритмом жизни, с её новостями, ежедневной порции которых хватило бы на год каким-нибудь Нидерландам с их вечными тюльпанами, с её шумом и первобытной энергетикой, выплёскивающейся на наши головы, тем не менее, немало таких мест.
Зелёная травка, ровно подстриженная, плавно облегает холм, стекающий от здания Мемориала к озеру-морю, гордости израильской, воспетой местными композиторами и поэтами. Одна Номи Шемер чего стоит!
Здесь всегда тишина, уют и покой.
Но я отвлёкся.
– А ведь есть такие люди, которые никому не завидуют. – Друг потянулся, хрустнув хрящами. – Вот, к примеру, есть у меня знакомый по кликухе Азачем Копипейстер. Он говорит, что никогда никому не завидовал!
– А зачем? – спрашивает. – Мне ничего не надо. Я доволен. Зачем завидовать? Ну, нету у меня машины. Ну, и что? Зачем машина, если я на работу пешком, с работы пешком? И потом, есть автобус, если что. Пешочком здоровее! Идёшь, мышцы разминаешь, воздухом дышишь. Да и денег на бензин не надо! Вот тут хвастаются: я там побывал, я здесь побывал… А зачем? Есть телевизор! Там всё показывают. И Россию и заграницу. Ужас, что кругом делается! Всюду воры, убийства, жестокость. Нет, мне это не надо. А зачем? Сижу у компьютера, читаю те же новости. Потом делаю копи-пейст и запускаю в какой-нибудь Фейсбук или Живой Журнал. Потом рекламку каких-нибудь памперсов вброшу! И бросаю в копилочку бабки от рекламодателя! Все дела. Пешком хожу – здоровье прибавляю, не мотаюсь по самолётам и поездам – сижу дома без суеты, на работе красота – не надрываюсь, в тихой заводи сижу, на одном месте уже тридцать лет, никого не трогаю и меня не трогают.
А потом вечером – шасть в тот же Фейсбук!
Или в ЖЖ. Пара часиков – и детишкам на молочишко! Красота! Тихо, мирно, без нервов, спокойно живу.
– Чего вы вдруг затеяли этот разговор про зависть. Ну её к чертям. Хотите, я вам лучше расскажу про паровоз Черепанова?
– Про что, про что? Иди-ка ты, Старый, в баню! Но и там не говори про это – шайками закидают!
– Ну, это вы зря, мужики. Послушайте меня, старого, и поймёте кое-что для своей же пользы.
В том числе, и про зависть, чёрную, белую и всякую другую, но по-интеллигентски заретушированную, я бы сказал, завуалированную, кхе-кхе.
Только не перебивайте меня, дайте договорить, и тогда сами поймёте, переведя с моего эзоповского языка на ваш, варварский!
Лады?
– Давай, дружище. Не томи, давненько не слышали мы твоих побасёнок!
– Итак, я начинаю!
Народ говорит, что коэффициент полезного действия первых паровозов был не более трёх процентов.
Остальное это шум, рёв, дым и пар.
И ещё, конечно, гудок.
Это само собой.
Потому что шороху-то надо навести!
А как же! Мы, вроде бы, едем! Разойдись, народишко, кто куда!
И с тех пор бытует поговорка: Всё ушло в гудок.
Шуму много, а действий мало.
Или вообще никаких действий. Ноль. Только трёп. Пустой трёп на ровном месте.
Зачем? Для чего?
Вот и я говорю: у советских интеллигентов это дело было здорово поставлено. И живёт, между прочим, по сей день. На сегодняшнюю секунду, как любила выражаться одна из уважаемых мною подруг.
Но хватит трепаться!
К делу.
Давно не бывал я в Донба… нет, в Сибири. Потом, лет через несколько, приехал.
И сразу по гостям…
Туда-сюда, к тому сначала, а к этому потом, и наоборот…
Короче, замордовался по гостям ходить.
И вот, наконец, прибыл к Сухомлиновым.
Отличные, между прочим, ребята.
Он – инженер, начальник цеха на заводе, она – врач, зав. отделением больницы.
Всё чин-чинарём, водка-пиво, шампанское-фрукты.
Как надо. Как доктор прописал.
Потом разговоры, разговоры и разговоры.
Вспомнили Вьетнам.
Они были там три года по его работе, лет двадцать тому назад. Вспомнили, конечно, в разрезе Израиля, а как же.
Мол, не только вы, ну то есть, мы, заграничные, а мы тоже, мол, бывали за кордоном и привезли оттуда "Москвича". Новой по тогдашнему времени модели.
Вот сидим мы в их двухкомнатной хрущёвке, которая не распашонкой, а с проходным салоном, то есть, со смежными конурками, и беседуем за жизнь.
– Ну, и как вы там поживаете, в Израиле? – спрашивает Валентин невзначай. Вижу, он напрягся и в кучку собрался.
Думает, начнём мы сейчас хвастаться и щёки напыживать. Конечно, все так ведут себя, которые из-за бугра…
Я это дело просёк и сходу сел на тормоза.
– Давай, Валя, выпьем по маленькой, а потом расскажу.
Выпили.
Вижу, он чуток размяк.
– Хорошо, – говорю – живём. Грех жаловаться. Поначалу были трудности с языком, с работой, с жильём, а потом всё устаканилось.
– Ну, а подробнее можешь? – это он уже слегка успокоился.
Видит, что я не пру напролом и не вздымаю грудь от счастья.
– Ну, например, где работаешь, сколько получаешь? А то я в последнее время тут аж долларов семьсот огребаю. Да.
Рассказал я.
На психику не давил, но и не темнил шибко.
Скис он чуток.
Но хорохорится.
– А вот живёшь где? Что за хата?
Я рассказываю.
Тоже сдержанно стараюсь.
– Ничего себе! – Валентин насторожился. – Два этажа? На вас двоих? Зачем это? И потом это же дорого. Наверное?
Я ответил, что это нормально и денег хватает, учитывая рассрочку по выплатам и неплохую зарплату.
А детки живут отдельно.
Снова выпили.
Перешли на другие темы. Забыли, вроде бы.
Ан, нет!
Ушёл Валя в спаленку, копошился там минут десять и вышел.
В руках куча бумаг.
– Вот, – говорит. – Тоже хочу похвастаться!
– Что это?
– А это планировка моего дома!
– Какого дома?
– Так не только тебе в своём Израиле жить красиво в двухуровневой квартире, а и мы не лыком шиты да не пальцем деланы! Вот, смотри!
И он стал с упоением рассказывать и показывать, какая красивая у него будет квартира.
Вот второй этаж.
Тут, смотри, спальни аж две штуки, ванна с душем, кухня и прочее.
А на первом, вот видишь, салон и тут ещё комната и вот здесь…
– Погоди чуток, – тормознул я его. – Это что вообще такое, что за дом, откуда? Я рад за вас. Где он, такой красавец? И когда переезжаете?
И стал Валентин рассказывать, правда, сумбурновато, что есть у него друг. Богатый человек.
Этот друг миллионами ворочает только так.
У него у самого и денег куры не клюют, и два дома, один здесь, другой там.
И вот рядом с домом, который здесь, он хочет для Валентина построить вот этот самый дом!
Просто за дружбу. Уж очень он его уважает и обещает построить ему за свои деньги…
– Стоп, стоп, стоп! – я не понял и попросил разъяснить. – Есть друг. Который сильно уважает. И который за свои бабки, в честь большого уважения, хочет возвести вот эти хоромы. Тебе. Я правильно понял?
– Ну да. Правильно.
– А это ещё не дом, но уже планировка. Картинка. Да?
– Ну да. С этого и начинается. Это же проект. Почти готовый. А что?
– Да нет. Всё путём, как говорится… Ну, и когда?
– Что когда?
– Вселение.
– Вот построит он, тогда я и вселюсь.
– За так?
– Странный ты человек, ей-богу. Да. За так. У вас там, в Израиле такого не бывает? Ха. А у нас в новой России бывает. Друг – он завсегда поможет!
Мы уже всю родню пригласили на новоселье. Когда будет. Все нас уже поздравили.
И ты приезжай!
Я сейчас частенько песенку мурлыкаю:
Друг всегда предложить готов
Место в лодке и круг…
– Да. Хорошая песенка. Но я рекомендую тебе слушать песни на иностранных языках, в которых ты ни в зуб ногой!
– Почему?
– Да потому что большинство песен вообще напичканы бессмыслицей. Но если на русском языке – ты поймёшь и расстроишься. А на непонятном языке ты слушаешь только мелодию. И если она спокойная, типа "…друг всегда предложить готов…", то ты расслабишься, не понимая чепухи! Только от музыки, если, конечно, это не рок, не рэп и прочие нехорошие слова… А здесь, где понимаешь слова, ты можешь расстроиться от невыполненных, например, обещаний. Я не о данном случае, а вообще. Как говорится, так сказать…
Побазарили ещё немного и разошлись.
Мы уехали.
Они остались.
А за суетой я этот разговор забыл.
Прошло с тех пор лет десять. Если не больше.
Недавно узнал.
Хватил Валентина кондратий. Слегка. Не совсем. Но на работу в свой цех костыляет на палочке.
Живут они по старому адресу.
В двухкомнатной хрущёвке.
Что да как – неудобно спрашивать.
Но они с женой так и остались романтиками.
Кажется.
Не знаю точно.
Неудобно было спрашивать.
А люди они замечательные. Это точно.
И не всегда у них всё в гудок идёт.
Просто, видать, школа такая у нас, у бывших советских.
Погудеть хочется…
А где тут зависть, спросите? Да я тоже так думаю.
Не зависть это была, а просто паровоз.
Который Черепанова.
С гудком.
И с коэффициентом полезного действия в три процента.
Это когда на три процента толку, а шуму, шороху и прочей болтовни - то есть, гудка - на все девяносто семь.