Колокольчики. ( Записки старого романтика) - Дока. Инженер ваших душ. — ЖЖ

04:05 pm - Колокольчики. ( Записки старого романтика)

Длинь-нь-дин-динь-нь-дин – это звенит колокольчик на ветру.
Мода такая пошла: колокольчик повесишь на балконе, он звенит и душа успокаивается – расслабляешься…
Динь – дин, динннь – диннн.

И еще что-то этот звук напомина...
А-а-а.
Точно!
Её голос. Голосочек.
Да, да...Чуть не помер я от этого голосочка. Рита. Ну полное несоответствие нежного, ангельского голоска - той толстой, с одутловатыми щеками и широкими плечами девятнадцатилетней девушке.
В отца она пошла.

Мать – нормальная стройная русская женщина, а отец – огромный двухметровый еврей, с лысиной и гигантским брюхом. В отца – это точно. И руки её с чёрными волосиками и нежными пальчиками с тщательно ухоженными наманикюренными ногтями.
Большая лю...





На первом курсе вуза я обратил на неё внимание именно из-за пышущих румянцем толстых щек и бесформенной толстозадой фигуры.
Ф-фэ-э-э...

Когда она стала проникать мне в душу – уже не упомню точно, но, похоже, со времени обработки ею моего лучшего друга, когда она приходила вечером на строительство спортзала, который сооружался силами студентов, и приносила нам с ним, дежурившим на стройке, пирожки и варенье к чаю.

Она смотрела на него по-кошачьи, жмурясь и мурлыкая ерунду своим нежным колоколичьим голосочком.
Ко-ло-ко-л-л-л-и-чьим.
Именно.
Потом я влюбился в неё.
Её большие смеющиеся карие глаза стали преследовать меня по ночам, а мяукающий голос с колокольчиковыми нотками вонзался в мозги и теребил их, не давая заснуть.

- Киса, ты наверно и стихи пишешь? – нежно-жеманно спрашивала она и смеялась.
Она звала меня Кисой.
– Киса, тебе не идет курить! Киска, дай списать, ты же уже решил...Киса…

Постепенно её игра стала сводить меня с ума.
Этот мелодичный голосок не выходил из головы.
Но при встречах её пышные формы и потные подмышки, протираемые кружевным платочком, заставляли отводить глаза по причине непроизвольной брезгливости.
И стал я разрываться надвое.
Днём отталкивающе-толстая баба с чёрными волосиками на руках, а ночью – желанная любимая женщина с чародейскими переливами голоска-колокольчика.

Попытки отвязаться от наваждения приносили лишь временное облегчение. Переключение внимания на других девушек приводило к тому, что странное чувство загонялось внутрь, живя своей жизнью, разрастаясь и разъедая душу.

Апофеозом моего зацикливания в студенческие годы стал экзамен по общей электротехнике, когда вместо зубрёжки в отведенные для экзамена три дня я писал ей шутливую "Инструкцию по Эксплоатации Статуэтки Балерины" к неказистой и дешёвой фарфоровой статуэтке, печатая одним пальцем трехстраничный текст и уложившись ровно в эти самые три дня!

Получив заслуженную двойку, первую и последнюю за годы учебы, я ошалело осмотрелся по сторонам и в ужасе кинулся учить предмет, забыв о предмете страсти надолго.
На месяц-два.

Затем кошмар вернулся.

По распределению она уезжала в город А. Друзья были уверены, что я двинусь за ней, я ведь никому не рассказывал о своих борениях, но я решительно напросился в другой город, думая забыть и вычеркнуть из своей жизни эту странную привязанность.

Три года прошли незаметно в трудах по специальности в огромном коллективе с массой ежедневных забот.
Я решил выбить клин клином, так как наваждение ослабло, но не покидало меня.

Выбрал красивую девушку – полную противоположность Рите, стройную сероглазую, русско-латышских кровей с нордическим неигривым характером, - и, обольстив, женился.
Родился сын, началась семейная жизнь.

Через два года я впервые изменил жене и пошло-поехало.
Черствый, разумный выбор супруги, без любви, без глубины дал себя знать, и начался перебор кандидаток на второй брак!

Игра понравилась, я стал входить во вкус, благо языком Господь не обидел, да и внешние данные не подкачали вероятно.
Цифра увеличивалась, как на спидометре.
Иногда я хватался за голову: куда я еду? куда гоню?
Но возвращаясь в дом и видя почти уже постороннюю женщину, кидался вновь на поиски приключений.

Потом вернулась Она.
Закончилась послевузовская обязательная трехлетка в городе А., и она перевелась в мою фирму.

Первая встреча после разлуки была странной.
На аллее с белой нескончаемой аркой цветущих яблонь, когда лепестки, осыпаясь, мягко кружили в воздухе, я вдруг издалека увидел её.
Сердце застучало, сжимая виски и наполняя холодком живот.
Растерявшись, я не знал, как себя вести и что делать?
Поздоровался автоматически, успев увидеть, как она приветливо раскрыла глаза, а потом, вероятно увидев мою напряженную физиономию, скованно поздоровалась.
Мы прошли, перекинувшись тривиальными:
- Как дела? Ты уже здесь? А ты как? Нормально!

И снова всё вернулось, как будто не было этих лет.
Снова эти глаза жгли меня по ночам, снова я искал встреч, и снова увядал, завидев ещё более располневшие формы и эти потные пятна подмышек. Физически она ещё больше отталкивала меня и представить себя с ней в постели я не мог, как ни старался, мысленно раздевая её и останавливаясь на середине процесса.
Я влип.
Круг снова замкнулся.

Я стал задвигаться уже по полной программе.
Стал заваливать себя работой, чтобы валиться с ног и не видеть этих кошмарных снов наяву с этими прекрасными карими умными глазами и не слышать нежно-щебечущего:
- Киса!
В то же время я энергично искал женщину, способную заменить мне и наваждение и опостылевшую, случайно попавшую мне в жизнь и постель жену.

Она долго не выходила замуж.
Однажды я решил поставить точку в этой тягомотине.
Переспать с ней – и все дела!

Я был уверен, что физиология выручит: пересплю – и физическая неприязнь, даже отвращение, пересилит мои миражи и закончу я наконец разрушать себя!
Она согласилась встретиться.
Я повел её в тихий и уютный ресторанчик, мы выпили винца и я впервые, пожалуй, пригласил её на танец.

Нам было уже по двадцать семь, я понимал, что она хочет замуж, не нашла никого и пробует меня на вшивость – а вдруг!
Вдруг я созрел бросить жену, а она знала, что у меня нелады дома, вдруг?

В танце я прижимал её к себе, она не сопротивлялась, прижимаясь щекой, я гладил её плечи и то место, где у нормальных женщин талия.
Рука моя ходила по складкам сала, а мой бедный индикатор никак не реагировал, подавая почти безжизненные сигналы в мой мозг:
- Хозяин! Бросай ты это дело! Дохлый номер! И не подумаю не то, что вставать, а даже приподниматься! Кончай бодягу, пошли домой!

В полутёмном автобусе я делал отчаянные попытки разбудить в себе сексуальность, обычно брызгавшую мгновенно и бурно, гладя её бедра и целуя щеки.
Но при этом не мог смотреть ей в глаза, потому что знал: женщина все чувствует кожей, а в глазах у меня она может прочесть такое...

В подъезде её дома я сделал последнюю попытку.
Прижал недвусмысленно, но... кроме пышного мяса... Ноль эмоций, как говорится. Ноль!

Домой я бежал вприпрыжку, надеясь на резкое окончание затянувшейся комедии? драмы? фарса?
Не знаю.
Думал лишь о том, что уж после этого эксперимента умом не тронусь!

Ошибка была трагической.
Вероятно, все вместе: Рита с её жирами и колокольчиково-зазывным сопрано; опостылевшая и случайно залетевшая в мою жизнь жена; нагрузки, взваленные мною на свою бедную голову на работе – все это в одночасье свалило меня с ног и на долгих десять лет уложило в клиники с их спинно-мозговыми и стернальными пункциями, ведрами лекарств, уколами и таблетками, будь они пр..., дай бог им здоровья!

Эпилог.

Всё кончилось хорошо, замечательно и распрекрасно.
В одной из клиник в реанимационной палате, куда меня закинула горькая судьбина, я и встретил, наконец, ту, которую искал так долго!
Милый мой доктор!
Любовь моя.
Долгожданная!

Она меня за муки полюбила, а я её – за состраданье к ним! Мудрый был старик Шекспир. Очень правильно выразился!

А колокольчики висят во множестве на моём балконе!
Динь – дин, динннь – диннн.
Ну до чего приятно они звучат на ветерке!
Они звенят – и душа успокаивается – расслабляешься!
Без всяких ассоциаций!