предыдущее здесь:
http://artur-s.livejournal.com/4553661.html
– Недавно был у сестры, – продолжил Старик, – в Иерусалиме.
Там у меня двоюродная сестричка проживает. С неким саброй-марокканцем, довольно интеллигентным, как это ни парадоксально звучит, старичком. Нет, правда, хороший мужик, двадцать пять лет в полиции отбухал. Причём, большую часть времени в Газе.
– Раньше, – рассказывал старичок, – я запросто ездил мимо арабских деревень, патрулировал и прочее. Но стреляли в меня только один раз у Хан-Юниса. А так – спокойно и свободно. Это потом началась заваруха, после Осло. И всё пошло прахом.
Он на пенсии, ему хорошо платят. Вот и живёт с ним моя кузина тихо и мирно. А она сама с двумя детьми, правда, взрослыми уже, рванула в девяностом, от греха подальше, из Саратова.
От греха – это я имею в виду не только развал Союза, но и её мужа, большого забулдыгу, рукоприкладника и придурка.
Он, вообще-то, работал в лаборатории одного из институтов, писал статьи в научные журналы, продвигался, так сказать, но при этом не забывал выпить, иногда, правда, без закуски.
Бил он жену практически регулярно по получении аванса и получки, то есть, пару раз в месяц – это уже закон!
Он же остался в Саратове, ибо был мусульманином, как гордо величал сам себя, а, проще говоря, татарских кровей, хотя в крепком подпитии, почему-то звенящим шопотом, извещал всех о принадлежности своей к черкесам! Хотя, насколько мне известно, есть и черкесы-христиане. Иногда, перебрав чересчур, именовал себя также и лезгином.
Короче, он считал Израиль неправильным государством и ни за что не хотел пачкать свою чистую и гордую кровь об этот сионистский ад!
Хотя на моей сестричке облажался, конечно, она-то еврейка чистых кровей.
Но там дело было по молодости, как он оправдывался перед Историей и перед собутыльниками.
Причём, собутыльники находились не только в его лаборатории, в священных стенах ВУЗа, но вскоре уже и на лавочках, в парках по-над Волгой-рекой!
Оставшись один, после отъезда жены и детей в ненавистную страну, лезгин-черкес запил с ужасной силою!
Но работу не бросал, а наоборот, нашёл ещё одну, потом ещё.
Ибо денежку боготворил.
А не гнали его взашей потому что жалели – баба сбежала!
И вот звонит мне сестрёнка в ужасе: черкес едет попроведать детишек. Или лезгин. Именно к сионистам едет! Потому что ни дети, ни жена никак не хотят проведывать его в городе на реке Волга. Более того, жена даже не известила мужа о том, что живёт с другим товарищем, который бывший полицейский, в мире и согласии.
И вот – звонок! Караул, помогите, что делать?
Прибываю в амидаровскую квартиру сестры, которую она время от времени посещала, отдыхая от старичка-бывшего полицейского, жившего в прекрасной вилле.
Сидит мусульманин и пьёт чай.
За жизнь мы говорили недолго.
Он, выпятив грудь, с блеском в карих очах, и говорит мне:
– Старик! Поздравь меня, я – миллионер!
– Поздравляю, – говорю, – в каких, интересуюсь я, монетах миллионером будешь? Ежели в рублях, то перед тобой как раз сидят все миллиардеры.
Тогда рубль шибко низким был.
– Или, – спрашиваю, – в доллариях, фунтах, песо? А может, в Саратове тугрики пошли?
Надулся на меня миллионер.
Глаза отводит. Обиделся.
Шуток, блин, не понимает!
Поморочила ему сестрёнка голову пару недель, да и уехал он обратно восвояси. Дети уговаривали его воссоединиться с семьёй, забыть прошлое, начать новую жизнь в распрекрасной стране. Куда там!
Глазами сверкал, зубы скалил.
Не мог простить дискриминацию в стране победившего сионизма! Братьев по крови дискриминируют, видите ли. Арабов, то есть.
Напрасно я ему объяснял, что в моей, к примеру, поликлинике половина врачей –арабы!
Причём, дерут три шкуры, если пойдёшь к ним в клинику, пристроенную к дому!
А точнее, к вилле.
Здесь, в Галилее, евреев и арабов пятьдесят на пятьдесят.
И потому есть особенности сосуществования. Правда, арабы-христиане – это одно, а арабы – мусульмане несколько другое.
Свозил я его в Нацерет, в галилейские арабские деревеньки, где стоят дворцы этих спецов.
Например, в арабской деревне Илабун, недалеко от перекрёстка Голани, у товарища миллионера отпала нижняя челюсть буквально на его богатырскую грудную клетку, поскольку вместо ожидаемых нищих хижин он увидел такие сооружения, такие домики!…
Охал, ахал, но не верил мне, убеждённый в моей сионистской пропаганде.
– Не может быть такого! Вы их тут угнетаете…
Повёл его в местную городскую поликлинику.
Врач-кардиолог – араб, врач-кожник – араб, врач-уролог – араб.
Что за чудеса?
Повёз в гараж, где моя машина ежегодно проходит осмотр.
Хозяин-араб, все работники – тоже.
Свозил в пару арабских ресторанчиков, угостил арабской кухней.
Притих черкес. Или лезгин.
С больной головой, растерянный вернулся он в Иерусалим, пожил пару дней и, полный расстройств, вернулся в свой Саратов.
Помер он так.
Стал пить по-страшному.
По семье скучает, а в эту странную страну ехать не хочет. Мотивацию, правда, сменил. Денег, говорит, подзаработаю, тогда…
Ещё миллион!
Появились новые друзья. То на улице подружится, то ещё где-нибудь.
Деньги не доверял никаким банкам.
Дома держал. Пачками.
В разных местах.
Хвастался новым друзьям, что уже полтора миллиона рублей есть.
Ещё чуть-чуть, и можно ехать к детям.
Там арабы, вроде, при деле и при деньгах, так что…
Потом его нашли во взломанной квартире.
Весь в крови, пьяный, ничего не помнит. Память отшибло.
По голове кто-то заехал чем-то тяжёлым. Но помнит, что деньги были. Однако найти не может. Вроде, украли. Похоже, друзья новые были давеча.
Нету миллиона. Даже полутора.
Потом его нашли пьяного на лавке около дома.
Милиция завела экс-миллионера в квартиру.
Потом его нашли на лавке.
Мёртвого.
Дальние родичи зашли в пустой дом. Нищета.
Похоронили.
Дети не приехали на похороны.
Жена живёт с бывшим полицейским. С неким саброй-марокканцем, довольно интеллигентным, как это ни парадоксально звучит, старичком.
Хорошо живёт. Довольна.
Вот и весь мой сказ про миллионера.
Ну, чья сейчас очередь?
Твоя, Дружище?
Давай!
продолжение следует