Из моей книги "Восхождение"
Книга Вторая.
Глава двадцать вторая.
После возвращения из Тбилиси Давид решил открыть новую тему на базе увиденного на выставке, используя также материалы, собранные им в Минусинском комплексе, эксплуатирующем японское модерновое оборудование.
Он вызвал своего зама Захарова и дал задание начать разработку новой системы, назначив его главным конструктором проекта.
– Вот тебе все материалы, тут каталоги, проспекты и мои намётки по модульной Гибкой Производственной Системе для сборочных производств. Изучи и через три дня доложи свои соображения!
Начальнику технологического сектора Чанову он приказал подключиться к Захарову и подготовить технико-экономическое обоснование к открываемому проекту, но при этом попросил представить наметки суммы затрат уже через неделю.
Дело в том, что в институте действовала заказ-нарядная система финансирования проектов: отделы предоставляют в министерство официальные документы с обоснованием необходимости и своевременности работы, экономическое обоснование предстоящих затрат и просьбу выделить необходимую сумму для производства работ, включая проект в виде чертежей и схем, а также изготовление опытных образцов изделий.
После этого руководитель отдела должен ехать в Москву, в министерство, и защищать проект в двенадцати инстанциях! То есть, на документе, называемом заказ-нарядом, должно быть четырнадцать подписей, включая подписи директора института, главного инженера завода, для которого делается работа, а далее визы московских чиновников, включая руководителя отраслевого Всесоюзного проектно-технологического института, руководителя Института Стандартизации, начальника технического отдела министерства и, наконец, на особо сложных и дорогих проектах должна стоять виза замминистра. То есть, защита проекта – серьезное дело, надо тщательно готовить расчеты и время дорого!
– Серега, подключись к Борису, я задумал большой проект, и мне нужны деньги на содержание отдела на как можно большее время!
– На какое время?
– На два года! Мы скоро проедим сумму, выделенную на первую работу, а мне надо содержать сорок человек. Подключи Тамару и по-быстрому прикинь ТЭО на м-м-м..., скажем… миллион рублей! Тогда это с запасом хватит на пару лет, до новой темы. Но цифру выведи чуть меньше миллиона, чтобы в обморок не попадали в министерстве, знаешь, как на Западе – не пишут: сто долларов, а девяносто девять долларов и девяносто девять центов! А чем мы глупее Запада?
– А с чего ты вообще взял миллион?
– Я же тебе русским языком объясняю: чтобы содержать отдел в течение двух лет! А если уж не на такую тему выделять этакую сумму, то на что вообще? Короче, прокрути с Борисом и доложи через неделю, что получается. Если будут проблемы – немедленно подключай меня! Я сейчас занят, знаешь чем? Казин собирается подбросить мне отдел Степанкова, который тот напрочь завалил.
– Роботизацию штамповки?
– Ну да! Сорок пять человек! Так что нас скоро будет много – под девяносто!
– Ого! Поздравляю, шеф! Но и забот прибавится!
– А как же! Но зато интересно!
– Слушай, Давид, я вот хотел тебя кое о чем спросить, да не решался как-то...
– Да ты что, парень! Чего мнешься? Ты знаешь, как я тебя ценю, не мямли, в чем дело?
– Понимаешь, я... тут недавно... развелся с Наташкой...
– Ой...
– Ага. И женился по-новой!
– Екэлэмэнэ! Поздравляю! А что за проблема?
– А ты меня не попрешь с работы? Ты же вон как насаждаешь дисциплину и блюдешь мораль... Фаратдинова вон выпер за пьянку...
– Давай, Серега, так: мухи отдельно, котлеты – отдельно! При чем тут пьянка? Твоя семейная жизнь никого не касается, и меня в том числе! Ты что – нарушаешь нормы или дебоширишь? Твою вину вижу только в том, что не пригласил меня на свадьбу, так что с тебя бутылка. Иди, работай на здоровье и не бери в голову! Я и сам-то... Да ладно, иди уж!
Насчет Лешки Фаратдинова Сергей наступил на больную мозоль Давида. Год назад он сам пригласил этого доброго хорошего парня, работавшего последние годы заместителем начальника цеха по новой технике: ему нужен был толковый технолог в сектор Чанова. А потом оказалось, что Алексей алкаш, причем пить стал давно и крепко, скрыв это от Давида. После первого извещения из вытрезвителя, лишившего отдел классного места в соцсоревновании, состоялся тяжелый разговор между двумя многолетними сотрудниками: они были знакомы лет пятнадцать. После второго Алексей попросил дать ему время для поиска работы, и потом сам подал заявление. Так что если он и выпер Лешу, то без насилия, а по обоюдному пониманию, что пьянству в отделе – бой!
Чанов вышел довольный, закрыв за собой дверь, которая тут же открылась без стука и на пороге кабинета возникла… Лера, его странная любовь, болезненно засевшая где-то в глубине души, заставившая мучиться и переживать столько лет, и временами напоминавшая о себе то звуками чьего-то женского смеха, напоминавшего её интонации, то походкой, то запахом её духов…
Вот уж кого Давид не ожидал увидеть у себя! Он встал со стула и растерянно смотрел на нее, не понимая, как она оказалась здесь и, главное, зачем?
– Привет! – поздоровалась она с вызовом, как ему показалось. – У тебя уютно... Можно, я сяду?
– Привет. Как ты меня нашла?
– А это нетрудно, как видишь. Я же читаю прессу...
– Какую прессу?.. Ах да... было в «Вечерке» о нас... А ты... Сколько лет мы не виделись?
Лера внимательно осматривала кабинет, потом подошла к окну.
– Вид отсюда шикарный! Весь центр города! Ты молодец.
– Стараюсь. Ты по делу или?..
– Или. Шла мимо, дай, думаю, проведаю старого друга.
– Хочешь, покажу тебе отдел?
Он чувствовал себя неловко, скованно, Лера всегда действовала на него парализующе и это, оказывается, не прошло.
– Или чайку?
Он засуетился. Лера смотрела на него с интересом и не скрывала этого.
– Киса, успокойся, я тебя не укушу! Нет, правда, мимо шла и заглянула...
Кисой она звала его со второго курса, когда обнаружила, что он к ней неравнодушен и смущается, и цепенеет, когда случайно она дотрагивается до него. Пауза становилась неловкой.
– Пойдем, покажешь свое хозяйство!
Давид вышел, пропустив Леру вперед, и, оказавшись в коридоре, а потом, показывая комнаты с сотрудниками, стенды, образцы машин, пришел в себя окончательно, успокоился и с облегчением и радостью обнаружил, что первый шок прошел, что первое волнение улеглось и осталось спокойствие и уверенность человека, добившегося в жизни приличного статуса, серьезного положения в обществе, на что он сам не рассчитывал в далекие студенческие годы.
А она тем более не предполагала, что тот скромный тихий мальчик, который только издалека вздыхал по ней, будет когда-нибудь водить ее по созданному им научному отделу в качестве уверенного в себе мужчины!
И чем дольше он водил ее и чем подробнее рассказывал о своей работе, излучая силу и уверенность, тем больше она сникала, пока не поняла, что Давид для нее потерян, что она его больше не волнует, как раньше, и вообще, что зря она затеяла всю эту экскурсию.
Не попив чайку, она поблагодарила его за ознакомление с «вотчиной", стремительно попрощалась и ушла. Так он и не понял, зачем она приходила, и лишь потом обнаружил, что забыл спросить, где она работает и как живет!
Видение, да и только! Была – и нет ее! Ну и, слава богу. Как будто бы не было. И на душе снова стало спокойно... Хотя бы по поводу Леры, этой странной любви. Любви ли? Да ладно, бог с ней! Успокойся, Киса, и забудь, что было. И было ли?
Вторую годовщину создания отдела решено было справлять в кафе «Родник» - там места много и можно заказать музыку. Договорились прийти без мужей и жен, чтобы «оттянуться, как следует», как сказала Таня Краснова, одна из организаторш мероприятия.
Кроме сотрудников своего отдела Давид пригласил еще и некоторых работников отдела Степанкова в качестве гостей, и лишь он и Чанов знали о планах слияния этих подразделений института.
Соорудили один общий стол, сдвинув столики кафе в большую букву «П», и начались длинные и короткие тосты за наш могучий отдел, за нашего славного и мудрого руководителя, за успехи в работе и здоровье присутствующих! Через пару часов веселье достигло апогея, начались танцы и шалости.
Давид, стоя произнес очередную здравицу, сел на место, точнее, хотел сесть, но стула не оказалось, и он рухнул на пол, ударившись головой о батарею. Таня Краснова, а это она в шутку убрала стул, в испуге кинулась поднимать начальника и, как бы невзначай, прижав его к своей полной груди, стала целовать ушибленную голову. Еще не придя в себя от падения, он с изумлением посмотрел на нее: ты что это, девушка? И она, расплакавшись, зло спросила: – А то ты не знаешь, что я тебя давно уже люблю?
Народ вокруг плясал, стоя на ушах, и никто не обратил внимания на мимолетную драму падения и признания. Давид, услышав впервые о нежном чувстве от симпатичной разведенной молодой женщины, застыл от изумления: только этого мне нехватает сейчас!
Мало того, что служебный роман никак не входил в его планы; он и без того заплутал между женой и Светой, а тут ему на голову сваливается то Лера, то теперь вот еще одна!
Э-э-э, парень, а не пора ли тебе в монастырь какой-нибудь еврейский, а?
Он сделал вид, что в шуме не расслышал Таню, поднялся и включился в общее веселье, которое закончилось далеко за полночь.
Из головы у него не выходила Света: что она сейчас делает, где провела этот вечер, о чем она думает? Ни общее веселье, ни гремящая музыка, ни тосты и спичи, ни эпизод с Таней – ничто не могло отвлечь его от мыслей о ней, о любимой, но такой далекой! В последнее время они редко встречались, но эти встречи стали превращаться в кошмар выяснения отношений и нервные передряги! Он все пытался дать ей свободу от себя, но это лишь запутывало клубок непонимания, ревности и любви!
При встречах он толковал Светлане, загоняя свою душу в пятки:
– Я мешаю тебе нормально устроить свою личную жизнь; ты уже не девочка, а я морочу тебе голову! Почему ты не гонишь меня, почему не хочешь от меня отказаться, почему, наконец, ты не бросаешь меня? Зачем я тебе такой с моими комплексами? Ты боишься остаться одинокой? Но посмотри на себя: ведь ты красавица, молодая, умная, тебе нужен нормальный мужик, а не чепуха вроде меня!..
Что я, дурак, делаю? Зачем тебя отталкиваю?.. Я не могу, не хочу тебя терять, я тебя люблю! Но я люблю и сына, и не хочу его потерять, ведь он совсем молодой и находится под влиянием матери! Да и твой Гриша, наверное, любит своего отца... Тяжело... Только время подскажет, что нам делать, может быть и вправду, я слишком драматизирую ситуацию и надо жить сегодняшним днём, как ты утверждаешь? Не знаю. Я все время думаю о тебе, мне без тебя плохо, извини, что мучаю тебя. Единственное оправдание – это то, что я мучаюсь не меньше, а учитывая мою закомплексованность и характер – еще больше тебя!
Нарастающий объем работы требовал от Давида приложения всех сил – умственных, душевных и даже физических, так как работа зачастую с утра до восьми - девяти часов вечера отнимала все время, и потому личные проблемы надо было уводить на второй план.
Предстояла тяжелая командировка в Москву, в министерство за выбиванием финансирования для большого проекта. Кроме того, необходимо было заскочить в Таллинн и Набережные Челны на два отраслевых завода для решения технических вопросов по размещению будущих заказов по этой работе.
Он принял решение построить командировку, не входя в противоречие с географией: вначале Таллинн, потом Москва, а затем Набережные Челны, ныне город Брежнев.
Через несколько дней он вылетел в Эстонию.
В Таллинне Давид запланировал быть два дня, а потому в первый же день без промедления решил все дела с заместителем главного инженера завода, оставив второй день, а точнее его первую половину, так как самолет на Москву летел вечером, на прогулку по городу.
Он уже бывал раньше здесь, но снова с удовольствием слонялся по узким улочкам старого города с его серыми крепостными стенами и бойницами башен с такими сказочными названиями: Старый Тоомас, Толстая Маргарита и тому подобными, навевающими желание, как в детстве, окунуться в беззаботный сказочный мир и забыть про проекты, заказ-наряды и прочую белиберду!
Улочки вывели его к сердцу старого города – Ратушной площади, окруженной странными старинными домами шириной в два-три окна каждый и построенными вплотную друг к другу без зазоров.
Дома разных стилей, разной этажности и разных цветов напоминали о том, что в средние века цена квадратного метра на этой площади была непомерно высока и хозяева домов в целях экономии жались бок-о-бок домами, строя их узкими, экономичными, что вполне сочеталось с его, Давида, задачей: в Москве экономически уложить на лопатки скупердяев из министерства, которые сидят на чужих, государственных деньгах в отличие от таллиннских средневековых купцов, экономивших свои кровные...
На здании ратуши он снова увидел толстое металлическое кольцо, связанное с легендой о том, что в средние века, когда не было канализации, и хозяйки выливали помои из окон домов прямо на мостовую, город захлестнула эпидемия холеры или чумы, и город стал вымирать.
Тогда магистрат принял соломоново решение о наказании грязнуль. Женщину, вылившую помои, вязали к этому колечку на сутки, и прохожие обязаны были оскорблять и даже бить нечестивицу, чтобы поумнела и исправилась. Если проштрафится второй раз – ужесточали наказание, а в третий – подвергали смертной казни! И что: победили-таки эту холеру или чуму! С тех пор, говорят, и стали чистыми прибалтийские города. От страху! Во всяком случае, и Рига, и Вильнюс, где Давид тоже побывал в командировке еще во времена Буренкова на авиазаводе, приятно поражали чистотой и порядком.
– Вот так встреча! Давид! Ты ли это?
– Кого я вижу! Кого мы лицезреем? Какими судьбами, Алик, тебя занесло в самую тундру? Что делаешь здесь среди сплошных эстонцев?
– Ей-богу, часто тебя вспоминал в своих Шахтах! Как дела? Что ты здесь потерял?
Дальше, естественно, шла выпивка в ближайшем кафе-баре с водкой, пивом, вареными раками и воспоминаниями о Пятигорске, санатории и двух надоедливых соседках с третьего этажа, которые так отчаянно стучали каблучками в два часа ночи, что пришлось разбираться с ними сначала на третьем этаже, потом в баре, а потом уже и на втором этаже, где Давид и Алик проживали три недели в двухместном номере.
– Слушай, когда это было?
– Да, почитай, десять лет назад, нет, вру – тринадцать, мать честная, время-то как скачет – не угонишься! Кстати, у тебя много времени?
– В обрез. Самолет через четыре часа на Москву.
– Ох, и погуляли мы тогда! Ну, давай еще по одной на дорожку, на отходняк!
Самое интересное для Давида тогда, тринадцать лет назад, было не в пьянке и гулянке, а в рассказах этого Алика про шахтеров Донбасса!
Сам Алик закончил швейный техникум, и получал зарплату аж сорок рублей, на которые жить было невозможно. Тогда он стал подрабатывать налево, пошивая изделия для молодежи из джинсовой ткани и кожи: ремни всякие с бляшками и другую модную тогда мишуру. И стал неплохо зарабатывать! Но вскоре его взяли за воротник и объяснили, что он неправ, так как всякая левая работа, а тем более прибыльная, у нас карается, и сурово! А поскольку к тому времени он обзавелся женой и ребенком, то был вынужден от творческой работы на ниве индпошива перейти к более земной, а точнее – подземной. То есть, чтобы не опухнуть с голоду и не уморить семью, Алик полез в шахту, где стал прилично зарабатывать.
Первый раз ему сломали руку вскоре, уже через месяц посла начала новой карьеры. Дело в том, что в Донбассе вертикальные тонкие штреки, в отличие, к примеру, от Кузбасса, где они – горизонтальные и широкие. В переводе с научного на простой крестьянский язык, это означает, что имеется нитка угля шириной метра полтора - два, которая идет с поверхности в глубь земли примерно на сто - двести - триста метров. И ее надо выковыривать. А как? Кайлом, разумеется, лопатой и ведром! А как еще? Какую машину запустишь в такую дырку?
И вот ковыряет шахтер уголек, складывает его лопатой в ведро и подает наверх товарищу, который стоит там нараскаряку и двигает это ведро дальше вверх следующему и так далее – такой вот конвейер. Ну, то, что чем ниже – тем жарче: это понятно. Например, совсем внизу тепло – градусов за пятьдесят, темно, душно и пыльно, но зато какие бабки можно сшибить, когда вылезешь наверх! Если вылезешь...
Так вот, однажды один охламон, видать, устал и уронил бадейку с угольком сверху, ну, она пошла вниз, конечно. А тот, что стоял в этом конвейере над Аликом, уклонился чуток, уклонист хренов! Алик, как новичок, принял ведро на руку, уперевшись ею в стенку. Она и подломилась, рука, то есть, пополам.
Починили руку в больнице быстро: за пару-тройку месяцев, и снова Алик полез в шахту. Но ненадолго. Потому что в следующий раз был взрыв метана, и он отлетел на много метров, поломав только два ребра и получив небольшое сотрясение мозга, хотя при этом погибло шесть человек.
А вот уже в следующий раз, после которого они с Давидом и встретились в Пятигорске, его зацепило круто! Засыпало его в этом забое, да так, что правую ногу переломало на мелкие кусочки. В больнице хотели ее напрочь отрезать, но был там молодой хирург, который взялся за это гиблое дело и начал сращивать, потом ломать, а потом снова сращивать ногу. И так в течение года! Что парень пережил при этом – лучше не вспоминать, но ногу ему выходили, стала она чуть покороче, но функционирует! Только приходится ему минимум дважды в год чинить ее на радоновых и углекислых водах. Самое близкое – Пятигорск, где и встретились они с Давидом.
– Так выйдешь с больничного, куда пойдешь работать?- спросил как-то Давид.
– Снова в шахту! – ответил Алик.
– А ну как в следующий раз накроет с концами?
– Ну и что? Семье пенсия хорошая будет. А я на меньшие деньги никуда теперь не смогу пойти, лучше уж сдохнуть!
А потом – мы же привычные: каждый год у нас гибнут люди, засыпает или взрывы метана – и ничего, привыкли. Это уж если человек двадцать враз погибнут – тогда из ЦК телеграмма соболезнования приходит, и пособие семье дают неплохое. Так что... вот так вот...
– Ладно, тебе пора, давай на посошок по одной, может, свидимся еще когда-нибудь где-нибудь...
– Постой, Алик, а как ты в Таллинн попал?
– Да лечусь я в Дзинтари, а здесь – на экскурсии. Ну, пока, будь!
И они разошлись в разные стороны, чтобы больше никогда не встретиться.
(продолжение следует)