предыдущее здесь:
http://artur-s.livejournal.com/4983377.html
– Фейерверкального, говоришь?
Зажигательного?
О бабах?
Да ты что, Дока, дались тебе эти бабы... Ничего такого-этакого сказать не могу. Я же не такой кобель, как ты... Э-э-э, извини, если обидел, я просто так, по-товарищески.
– Давай лучше дёрни рюмашку, а то скиснет. Лехаим!
Нет, ты меня не обидел, даже наоборот, подбодрил! А что ты так скучно думаешь о прелестницах? Развод озлобил или у тебя уже на полшестого? Рановато, вроде.
– А ты вот глянь туда, вон за тем столиком сидят двое, видишь? Обрати внимание на дамочку. Смотри, смотри, как она на кавалера своего смотрит! Как кошка на мышь. Все они такие. Алчные. Только бы захапать мужичка, а потом сесть ему на шею… Смотри, смотри, как она его охмуряет! Сейчас прыгнет на него, самка сучья!
– Упс... как у тебя всё запущено, товарищ. Это же просто игра! После полбутылки. Кошечки-мышечки. Кто кого. А ты сразу попёр на красотку…
– Это красотка? Фу. Ты глянь, она уже под полста лет, а играет под девочку, тьфу. А глаза у неё, смотри какие, видишь? Алчные! Сожрёт она его...
А потом, все они такие чистенькие, подмытенькие, надушенные, пахнущие.
Вот нас, мужиков, они козлами вонючими называют, а сами-то... Козы натуральные! Всё размышляют, как бы при живом муже налево сходить, перепихнуться для разнообразия, а назовёшь таких на букву Б – обижаются... stinking whore!
Во-первых, зачем так грубо говорить о дамах? В этих случаях надо выражаться словами уважаемого мною писателя Френсиса Брет Гарта, а именно: "предосудительность поведения этих дам носит профессиональный характер"!
И вообще, что это такое?
Сидим мирно, кушаем кушанье, пьём ароматы, а ты... Расслабься! Вижу, ты не в форме. Развод – дело гадкое, знаю, проходили и мы в своё время. Но давай дёрнем ещё и забыли про баб-с. Пусть живут. Ну их. Давай, вернёмся к нашим баранам. То есть, к нам, мужичкам. Продолжь, не сбивайся с ритма по пустякам! Прозит! За нас, за козлов!
– Ладно. Уговорил. Так вот, я продолжаю о нашей компании. Постараюсь быть толерантным, а то ты, как я вижу, бабский угодник.
Итак.
Чтобы завершить о Боре Аболенцеве, скажу, что в нашей компании он оказался позже, когда появился при живой жене, находящейся в командировке, с некоей Наташей, белокожей и беловолосой блондинкой при чудесных небесно-голубых глазах.
Мы, будучи демократичными и толерантными, хорошо приняли эту пару, быстренько введя в них пару кило шампанского и хорошего вина до такой степени, что упившийся позже всех на тот момент, тоже Боря, Галаганов позже рассказал нам, что стоило только большинству из нас гурьбой пойти поздравлять Аркашкиных соседей по этажам, что заняло не менее часа, как пьяный Аболенцев, интеллигент до мозга своих костей, в соседней комнате шустро раздел блондинку догола и, сам голый, пригласил Галаганова оценить её достоинства о-натюрель, для чего вывел её в общую залу и заставил сесть оному Галаганову на колени.
Рассказывая нам об этом, Галаганов долго цокал языком, прищуривал левый глаз и выдвигал вперёд правую руку с оттопыренным большим пальцем!
...В конце концов Аболенцев помер от алкоголизма в третьем браке, в то время, как Боря же Галаганов, мастер еврейских анекдотов, балагур и слегка дебошир, проскочив по служебной лестнице аж до должности заместителя Главного инженера какого-то второстепенного заводика в Помосковье, и будучи полукровкой, сориентировался в середине горбачёвской эпохи и слинял в Штаты, где и посейчас работает, занимается спортом и не горюет, время от времени выходя на связь, и мы долго ржём в Скайпе, вспоминая приключения студенческих лет!
– Кстати, о птичках. Ты заметил, что кривая пессимизма у тебя пошла резко вниз, стоило тебе только вспомнить ваши художества в молодости?
– Смотри. Жизнь – она ведь что? Зебра. Так что меня понять можно. А ты чего молчишь, не рассказываешь?
– Хм. Ждал твоей команды. А потом, надо же было дать другу излиться, так сказать! Но поскольку ты, видимо, иссяк слегка, я готов поднять накренившееся знамя! Лады?
– Валяй. Только давай чокнемся. Не в плохом смысле этого слова, а в хорошем! Со звоном!
Мы чокнулись.
Народ стал понемногу валить из кафе, задвигались стулья, загремела собираемая молоденькими упругенькими официанточками посуда, где-то снаружи с рёвом пролетел эф-шестнадцать или ещё какая-то железяка, и вскоре всё затихло и вернулось к прежней спокойной атмосфере затрапезного кабака с тихо журчащим кондиционером.
– Хорошо, – сказал я, – итак, я начинаю. А точнее, продолжаю.
Чем хорошо студенчество, по большому счёту? Ты уже не дитё, но ещё всё-таки, не совсем взрослый. На тебе ещё не лежат нагрузки ответственности за работу, за кормление семьи, за будущее детей, за мир во всём мире и прочее из этого ряда.
А потому ты и ведёшь себя соответственно, то есть, вроде, здоровый лоб, а букет придурковатости цветёт пышным махровым цветом. У некоторых этот период здорово затягивается, и отсюда проистекают неприятности, зачастую пагубные для здоровья и даже несовместимые с жизнью. Я тебя не напугал своим вступлением?
– Ага. Меня напугаешь, да, да. Напугал, как говорится, бабу этим самым…! Я же теперь оптимист, так что валяй! Я слушаю.
– Ладно. Вот тебе для начала, для разгону история.
Был у нас на потоке парнишка Вена Ильин. Парень, как парень. Симпатяга. Умница. Главное, писал стихи! Я прочёл как-то несколько и сказал ему:
– Нет. Я так в жизни не сумею!
А он мне и говорит:
– А ты Бальмонта читай! Вот где гений! Потом перейди к Саше Чёрному. Учуешь контраст. Потом возьми Лермонтова. Пушкина не трогай. Пушкин – это хрестоматия для школы. А вот Юрьич – это пласт! Потом поговорим, а сейчас я пошёл к Булыгиной, сдавать матанализ. Хочу попасть к ней в аспирантуру. Великая математичка. Колосс!
Вот такой он, этот Вена. Универсал. Титан эпохи Возрождения! Да.
Потом диплом, то-сё, распределение, сначала цех, потом отдел.
Вена пошёл в гору быстро. Оказывается, папа у него был главным бухгалтером большого завода. Злые языки говорили, что папа его толкал, как мог. А мог он многое, сам понимаешь. В те времена. А в эти бы тем более.
Короче. Через пару лет узнаю: сел Вена в тюрягу. Пять лет. За убийство. О как!
Мама дорогая. Что? Где? Когда? Как говорится…
И что оказалось?
Так же, как и ты со своими корешами, он веселился в своей компании.
Пили, дурачились, валяли ваньку.
Потом пошли гулять.
Дошли до моста через реку.
Мост хороший, качественный. И главное – высокий!
Эти ребята, и Вена в том числе, взяли девицу, что была с ними, да и сбросили с моста!
В реку.
Мост высокий. Река быстрая и глубокая.
Девочке кирдык пришёл, вроде, ещё в полёте. Сердцем слабенькая была.
Ребятки разбежались, конечно.
От страху.
Хотя все были в дупель, мертвецки пьяные. Что к чему – ни один не вспомнил потом причину. Сдуру, сказали, спьяну.
Вену выручило то, что папа приказал на следующее утро идти сдаваться в ментовку, а потому получил сравнительно немного.
А ещё двоих повязали на десяток или даже больше лет.
Папа включился как следует, подтянул резервы, связи, бабки и прочее и это сработало наряду с явкой с повинной.
Через пару лет захожу на этом заводе в конструкторский отдел, смотрю – Вена сидит!
Руководит группой.
На скользкие темы не говорили.
Так, о погоде, о Бальмонте и о доценте Булыгиной, которая уже стала доктором. Единственный скользкий вопрос, который я задал:
– Вена, как оно вообще?
– Главное, – ответил мне Вена, – сделано: полжизни прожито!
Отмечу, что было нам тогда по тридцать.
– М-да, вот это Вена… – промычал приятель. – Это у тебя оптимистическое или как?
– Ну отчего же? – я ухмыльнулся. – Не всё же тебе меня третировать ужастиками. Оптимистичное в этом случае было только то, что я отбил у него девушку Олю, которая закончила к тому времени мединститут, и опасаясь распределения в какую-нибудь дыру, спросила меня, за неимением Вены, сидящего за решёткой:
– Дока, а ты можешь взять меня замуж?
Мы с ней к тому времени пару раз встретились тет-а-тет.
Я тогда ей объяснил, что в данный момент не могу, ибо женат, и она об этом была заранее извещена, но поскольку земля круглая, жизнь неровная, судьба индейка, то может быть когда-нибудь, если что-нибудь изменится, то...
Она быстро всё поняла, и вскоре вышла замуж за случайно подвернувшегося ленинградца, которого, кстати, вскоре бросила.
Но это не главное.
Главное – в колхоз-совхоз по распределению она не уехала.
Хочешь, ещё расскажу о друзьях-приятелях? В оптимистическом и пессимистическом ключах?
– Я готов. Давай.
(продолжение следует)