предыдущее здесь:
http://artur-s.livejournal.com/2043022.html
– Давай, пап, продолжай. Смешные какие у тебя были сотрудники...
– Да. Смешные. Все мы смешные некоторым образом... Так вот, я продолжаю.
Отдел новой техники был создан незадолго до того, как я туда попал.
Он располагался в старом здании рядом с гальваническим цехом, так что иногда вонь доходила и до нас. Помещение было очень даже небольшим и люди сидели, как говорится, на головах друг у друга.
Три бюро работало в этом отделе: бюро новой техники, наше конструкторское бюро автоматизации и механизации и ещё одно – станочное.
Наше бюро возглавлял Дед – так его звали все за глаза.
Крупный, под два метра, с громовым басом и бритой лысой головой.
Ему было под пятьдесят, а нам по двадцать с небольшим, поэтому он казался нам старым, ну просто древним. Хотя это была золотая голова, и мы с ним во главе вскоре стали настоящими знаменитостями не только на заводе, но и в городе и можно сказать, в стране, потому что то, что мы сконструировали, через несколько лет было удостоено Госпремии!
А пока что Дед громогласно представил меня, как нового сотрудника, и пригласил всех поприветствовать меня.
Первым ко мне подошёл Хеник Рыбак.
Странное имя и странная внешность: маленький, лысоватый и какой-то смурной, но как потом оказалось, настоящий гений конструирования.
Он взял меня за лацкан пиджака и спросил:
– Это что у тебя?
– Как что? Университетский значок. А что? – я обиделся.
– Сними его и не позорься! Инженера должно быть видно по лицу и по глазам!
Потом подошёл Юра Лисунов. Молча подал руку и показал на свой кульман:
– Будут вопросы, помогу.
Витя Старков, заместитель Деда, оказался приветливым парнем в очках и с хохолком на голове. Он просто похлопал меня по плечу и занялся своими делами.
Через полгода-год все трое вернулись в свой Харьков, откуда их распределили после защиты диплома к нам в Сибирь.
А их места заняли сибиряки.
Вова Ломухин, лет под двадцать пять, грузный толстяк с розовыми щеками и медленными телодвижениями сел за расчёты, потому что у доски стоять - было не для него. Он был хорошим расчётчиком, но большим засоней.
– Гена, – полушопотом посмеивался Дед, – Привяжи Вову к отопительной батарее, а то он упадёт и разобьётся!
А Вова сидел в отключке после сытного обеда – спал вовсю!
Все мы были молоды, любили конструирование и с удовольствием создавали действительно новую технику и для цехов сборки самолёта и для автоматизации вспомогательных процессов.
А бюро новой техники, расположившееся рядом с нами, – это просто обычные чиновники, ведавшие отчётами и прочими неинтересными бумагами, которые они были обязаны составлять в конце каждого месяца и передавать в службу Главного инженера завода.
Во главе этой компании сидел некто Костя Бурасевич, лет слегка за пятьдесят, с седыми висками, вечно насупленной рожей и низким морщинистым лбом над огромным крючковатым носом. Он никогда не смотрел собеседнику в глаза, потому что вечно ковырялся в выдвижном ящике своего стола и мастерил там детекторые радиоприёмнички, детальки для которых он набирал в подведомственных цехах завода, а потом толкал свою продукцию на местной барахолке!
Двадцать пять дней в месяц Костя в поте лица сооружал себе калым, а последние пять дней не слезал с телефона, строго крича на заместителей начальников подразделений, выбивая из тех отчёты о проделанной за месяц работе! Он рычал, требовал, ругал, давил громким баритоном, делал страшные глаза и пускал пену изо рта, а положив трубку, спокойно лез в ящик и крутил винтики с гаечками, собирая свой нехитрый довесок к мизерной своей заработной плате!
На жутковатое лицо Кости и пену изо рта любовалась сидевшая напротив него сотрудница бюро Люда, пышнотелая девушка лет под сорок, незамужняя любовница Константина. Она впивалась в него карими навыкате глазами и от счастья сморкалась в розовый платочек, обрамлённый кружавчиками.
Люда была не просто любовницей, а очень влюблённой любовницей!
Все об этом знали, посмеиваясь втихую, но ни один не продал Костю его жене, обременённой двумя детками и работавшей неподалёку, в соседнем отделе.
Мужская солидарность срабатывала на все сто процентов, а женщин в нашем помещении не было, кроме Люды.
– Кирхе, киндер унд кюхе! – по-немецки определял место женщины ярый антифеминист Дед. – Церковь, дети и кухня – вот где они должны сидеть! – резко говаривал он. – Женщина-инженер – это чудо в перьях, такого быть не может! – басом разъяснял он нам, молодым и холостым тогда ещё. – Куриный мозг годится только для этих дел, да ещё в койке! И не спорьте со мной, мужики! Что вы в этом понимаете!
Дед был женат дважды, и нам казалось, что второй раз он был доволен женой, но видимо, какой-то прошлый опыт его терзал и он терпеть не мог "этих куриц"! Какая-то курочка, видать, наступила ему на слабое место в прошлом...
Поддерживал Деда в этом шовинизме и Вася, один из двух работников бюро новой техники – мужчин.
Этот Вася был нелеп телосложением: крупная морщинистая голова его, с вечно больным выражением глаз, сидела на сухоньком полутораметровом туловище с какими-то скрюченными ногами-руками. Он целыми днями рассказывал громким голосом о своих болячках всем, кто даже его не слушал:
– Вчера простыл. Сволочи! Сказали мне сидеть голой жопой в тазике со льдом, чтобы лечить мой геморрой! Ну, сидел я и что? Отморозил нахрен жопу, да ещё и простыл к чертям собачьим, вот кашляю и вот тут прыщ соскочил, посмотри-ка, это не фурункул?
Второй работник Костиного бюро тоже звался Васей, то ли по прихоти начальника, набравшего тёзок, то ли это получилось случайно, рассудительно рассуждал козлиным тенорком:
– Дык я же не понимаю, где прыщ, а где фурункул! Какая разница. Всё равно все мы когда-нибудь помрём, один раньше, другой позже... – и сострадательно смотрел на тёзку, жуя бутерброд с колбасой по два-двадцать. – Ты смотри, в тазике яйца не застуди, а то будет тебе гоголь-моголь, и жениться не сможешь!
При этом Вася-номер-два сладострастно смотрел на Люду и подмигивал ей.
А та смущённо краснела и с новой силой сморкалась в свой платочек с кружавчиками.
Поскольку стен между разными бюро не было, а было одно помещение, то вся эта бодяга лилась на наши уши, что не мешало нам работать с огоньком и делать одну за другой заявки на изобретения, которых у меня куча, ты их видел сынок, я как-то показывал.
Кстати, где они лежат? Я забыл уже...
(продолжение следует)