предыдущее здесь:
http://artur-s.livejournal.com/5179117.html
Из моей книги "Повести, рассказы, истории"
Единственным оправданием такого поведения служило то, что с уходом на пенсию бывшего директора завода, очень строгого человека, новым директором был назначен сын одного из старых большевиков-ленинцев.
Причём, этот сын очень крепко пил коньяк.
Именно коньяк.
Водку он презирал.
Но, предварительно опрокинув бутыль армянского, новый выходил на трибуну какого-нибудь партактива или просто на трибуну, и красиво выступал.
Клеймил всех подряд, особенно выпивающих на рабочем месте.
Вероятно, отсюда всё и пошло!
Начальство пило коньяк и спирт, а простые рабочие - вермут и прочую бормотуху.
Рабочие остерегались пить водку в рабочее время, зная за этим напитком мощную ударную, сногсшибательную силу.
Это было ни к чему.
Всё же – авиация!
Всякое могло получиться после водки.
А вот от девяти до пятнадцати градусов алкоголя – это всегда пожалуйста, это дозволялось, не то, что официально, а так, с прищуром и подмаргиванием.
В результате дурного примера высокого начальства вечерами из рабочих раздевалок уборщица мешками выносила стеклотару на продажу, а руководители отделов после приёма вовнутрь коньячка или чистого спирта просто выходили в народ, лапали девок или просто засыпали на полу своего кабинета, как это случалось не однажды.
Дистанция между рабочим классом и руководством была большой, несмотря на пропаганду смычки пролетариата с прослойкой, то есть, интеллигенцией.
Так, если рабочие в раздевалках пили коллективно, то начальство иногда предпочитало некие затейливые формы алкоголизма, сочетания, так сказать, приятного с не менее приятным.
То вахтёры застукают часов в десять вечера начальника в его служебном кабинете не по моде одетого, а именно, в пиджаке, белой рубашке с галстуком, но без штанов и исподнего, соскальзывающего при крике "Отворить дверь, охрана!" с женщины в одних носочках; то пожилой начальник производства по жуткой пьяни пытается в порыве начальственной любви овладеть уборщицей тётей Валей, которой надо бежать к внукам с гостинцами; то ещё что-нибудь из этой серии служебных романов в извращённой форме.
Наш же начальник был вечно навеселе и ругал подчинённых за нерадивость и срыв планов новой техники.
Кстати, в отделе было бюро новой техники, которое так и называлось: БНТ.
Начальником бюро был колоритный мужчина по фамилии Дурасевич.
Не подумайте плохого, но это такая была у него фамилия.
А сам он был далеко не дурак!
Задача бюро заключалась в том, чтобы к концу месяца собирать со всех подразделений завода планы на следующий месяц, квартал и так далее.
Для этого надо было крепко засесть за телефон где-нибудь числа двадцать восьмого текущего месяца и звонить, звонить, звонить, как трамвай, пробирающийся через Смоленский рынок, по Ильфу.
А с первого числа и до двадцать седьмого можно было валять дурака, выпивать понемногу, ухаживать за дамами и делать транзисторные радиоприёмнички небольших размеров для последующей продажи их на местной барахолке с хорошим наваром, ибо все детали для приёмничка – они же бесплатные, потому что краденые на любимом предприятии, а продажа ведь ведётся за деньги, кто же этого не знает?
Поэтому наш Дурасевич имел бюро из трех человек, одним из которых был он сам, вторым – Вася, фамилию которого никто не помнил, но знал, что Вася лечит свой геморрой, садясь голым задом в тазик с ледяной водой, в результате чего он в конце концов так отморозил задницу, что крепко простыл всем организмом и слёг надолго в больницу.
Что делал Вася в бюро – было всеобщей загадкой, но все были уверены, что именно Васёк крал деталюхи из разных цехов для тех же радиоприёмничков, деля с шефом навар на барахолке.
Третьей была то ли женщина, то ли девушка с большим висячим носом и вечными соплями, высмаркиваемыми в гигантский кружевной платок с разными вышивками на нём.
Она тихо сидела напротив своего начальства и преданно смотрела на него влюблёнными глазами.
Ей было лет тридцать, ему – в районе пятидесяти с гаками, но он был слегка сед, аккуратно причесан над низким лбом, имел горбатый хищный нос и противный дребезжащий старческий голос.
Вероятно, любовь осенила их своим крылом, хотя у него была жена и трое детей, что по советским временам считалось большим достижением, но вероятно, отсюда же проистекала и страсть к радиолюбительству на предмет разжиться на пропитание для семьи и любовницы!
Да.
Это были благословенные времена, семидесятые годы, двадцатилетка правления мудрого вождя с широкими бровями, малоподвижными челюстями, вождя, нашпигованного личной медсестрой транквилизаторами, тормозящими речь, мысль и дела руководителя страны, спокойно съезжающей с генеральных линий своей партии и начавшей пить напропалую, беспробудно и беспощадно!
Кстати, к слову, сменивший Валерия Ивановича на его нелёгком посту некто Фёдор Иванович пил не меньше предшественника, а даже круче его, но, видимо, имел более крепкий организм и более мощную иммунную систему, ибо в кабинетном своём сейфике он хранил не только чистый спирт и коньяки, но также и шампанское, которое применял для охмурения сотрудниц тут же, прямо на рабочем месте, в самом стойле, так сказать.
Ладно.
Это всё же была, как говорится, надстройка отдела новой техники.
А мы вернёмся в трюм, в базис, в истинно мозговой центр корабля, туда, где сидел Журенков сотоварищи.
Естественно, главной энергетической зоной этого центра был Дед.
Так мы звали Вячеслава Константиновича, во-первых, по возрасту, ведь ему было под шестьдесят, а нам, работникам, которых он набрал, было, минимум двадцать три, а максимум, тридцать с небольшим.
Во-вторых, за его лысину.
Он облысел рано, и к тридцати восьми годам, как он говаривал, уже ходил с наголо обритой головой. Великолепной формы голова с высоким лбом, умными глазами и насмешливым ртом, при двухметровой фигуре, намертво укладывала женщин, практически теряющих дар речи вместе с сознанием, когда он обращал на них своё внимание!
Главным разработчиком было наше бюро механики и автоматизации, а приданными разработчиками были бюро электроники и автоматики, и бюро электропривода и силовых установок.
Дело в том, что отдел фактически был создан под одну суперзадачу: создать проект полностью автоматизированного цеха гальванических покрытий деталей самолёта!
Аналоги были в стране и за рубежом.
Но это были аналоги, не обеспечивавшие всех поставленных задач и главной из них: убрать из цеха вредного производства, загазованного испарениями кислот и щелочей, весь персонал!
Весь персонал!
Для чего надо было автоматизировать все операции по навеске, транспортировке, выдержке в гальванических ваннах строго по времени покрываемых деталей, и другие сопутствующие технологии.
Сразу было сказано: это многолетняя работа.
В случае выполнения Государственная премия СССР гарантирована!
Сразу же скажу: Госпремия была получена!
Персонально Лауреатами стали: заместитель министра, пара товарищей из Главка и директор завода.
Ни один из разработчиков не получил и рваного рубля из этой премии, потому что неча потакать быдлу. Быдло должно вкалывать!
Правда, для отмазки дали на всю ораву инженеров один орден "Знак почёта", на который выдвинули одну даму – электронщицу, одного мужика-электронщика и меня, грешного.
В результате, орден получил электронщик, который был неоднократно замечен в пьянке до потери пульса, в том числе, и во время работы.
Кстати, незадолго до получения ордена он, будучи в командировке, был доставлен в милицию города Киева за то, что в аэропорту Борисполь на глазах изумлённой публики в очень пьяном виде мочился прямо во вратах здания аэропорта!
Но это детали. Мелочи.
В отделе открытым текстом говорили, что меня зарубили по пятому пункту, женщину – за то, что в разнарядке, спущенной свыше, числился мужчина, и оставался один аэропортный зассанец, который, надо отдать ему должное, был всё же хорошим разработчиком.
Но это я чуть отвлёкся, забежав в будущее.
И мы стали работать.
Молодые и задорные, не знающие, что такое усталость, окрылённые мечтой о разработке великой техники, мы взялись за конструирование!
Мы – это:
Журенков – понятно: вождь и вдохновитель, великолепный руководитель и умнейший человек и инженер.
Про меня пока что не будем.
Очередь ещё не дошла.
Обо мне потом.
Рядом с Дедовым столом сидел Хеник Рыбак. Это был тридцатилетний лысоватый толстяк с одесским говорком и брызжущим чувством юмора.
Как только я впервые появился в отделе, первым ко мне подошёл Хеник, оглядел с ног до головы и спросил:
– А зачем тебе вот это?
– Как зачем? Это инженерный ромбик! Я – инженер!
– Ты не инженер. Ты мудак. Инженера должно быть видно по лицу, а не по ромбику. Сними.
И отошёл от меня к Вите Бруку.
(продолжение следует)