Из моей книги "Восхождение"
Книга Вторая. Глава тринадцатая.
– Я пригласил вас вот по какому делу, помощницы мои дорогие.
Я еду в командировку в Тбилиси, и мне надо там как-то устроиться с гостиницей. Поспрошайте наших, нет ли у кого там связей, а то придется на горах спать. Нет у меня возможности зарезервировать там что-либо...
С этой речью Давид обратился к своей секретарше, тихой, пожилой и добросовестной Татьяне Васильевне и экономисту Тамаре, верным и толковым своим помощницам, которые полгода тому назад попали к нему из разогнанного Чебаковым института, площади которого так вовремя достались нескольким отделам НИИКЭ, в том числе, и отделу Шапиро.
– Так чего спрашивать, Давид Михалыч, – тут же перебила его Тамара. – У меня есть о-го-го, какие связи.
– Поподробнее, пожалуйста, Тамара.
– А я, наоборот, коротко: мой дядя - заместитель начальника КГБ города Тбилиси!
– Вот-те раз! Тогда отпустим Татьяну Васильевну и разовьем эту тему!
Через пятнадцать минут Тамара сидела на телефоне, дозваниваясь до Тбилиси, а еще через десять доложила шефу, что его ждут с распростертыми объятиями в КГБ города на Куре, имея в виду два места на него и Рашраговича, как и просил товарищ начальник.
В самолете, между анекдотами и скудным обедом, Рашрагович сообщил, что и он договорился со своим знакомым замдиректора тбилисского института Гуладзе, и номер в гостинице уже забронирован! Настроение было отличное, впереди ждал прекрасный древний город, интересная работа и какой-никакой отдых от любимой, но утомительной работы.
– Слышь, Хаимович, вот ты говоришь «Гуладзе». А знаешь, как поступали Гуладзе и Мамаладзе в военную академию? Гуладзе зашел на приемный экзамен первым, через пять минут вышел довольный:
– Принят!
– А какие были вопросы? – спрашивает Мамаладзе.
– Первый по уставу, без проблем! А второй вопрос спрашивают:
– А кто такой Брежнев? Я ответил: атэц радной! Меня и зачислили сразу.
Потом зашел Мамаладзе и выходит расстроенный.
– Что такое?
– Нэ приняли!
– Пачэму?
– Ну, первый вопрос по уставу, я ответил, а потом спрашивают:
– А кто такой Брежнев? Я и ответил: атэц Гуладзе!
Так, в хорошем настроении, прилетели они в красавец Тбилиси, добрались до заказанной Рашраговичем гостиницы, и переночевали. А утром в семь часов раздался стук в дверь. Небритый грузин строго сообщил:
– Чэрэз полчаса папрашу вас асвабадыт памэщэниэ!
– Как так? Что за самоуправство! Почему? Я буду жаловаться! Мы тут двое начальников отделов солидного института! Мы по брони! Где ваше начальство? – взвился также небритый Рашрагович: они с Давидом с вечера даже не распаковали портфели.
– Чэрэз полчаса! – повторил невозмутимый кацо. – Прыэзжают иностранцы, прыказана асвабадыт два вэрхних этажа!
– А если... – начал Давид.
– Бэз эсли! – и строгий грузин закрыл за собой дверь.
После пары минут грязной нецензурщины командированные в расстройстве сели на неприбранные с ночи кровати.
– Да-а-а, ситуевина... – пробормотал Давид. – А где тут телефон? Надо звонить Ракову.
– Какому такому Ракову?
– Да кэгэбэшнику моему, я же договорился.
В номере телефон не работал. В фойе им предложили позвонить по телефону-автомату, так как служебный телефон категорически запрещено занимать.
– Он что у вас, на прямом проводе с Кремлем? – ехидно поинтересовался не позавтракавший еще Рашрагович.
Автомат проглотил три двушки, которые наскребли вытуренные начальники, потом еще пару десятикопеечных монет и, недовольный скудной добычей, нудно загудел.
– Пошли, позвоним в другом месте, – зло сказал Давид.
Они вышли, оглянувшись.
Отель действительно был красив.
Рашрагович плюнул, и они двинулись в путь, не имея представления, в какую сторону направлен его вектор. Попытка разменять в газетном киоске пять рублей, с целью приобретения двушек для телефона, закончилась полным крахом. Киоскер молчком выдал тройку, рубль и девяносто копеек десятниками.
– Не понял, – с интересом спросил Рашрагович.
– Тупой, что ли? – спокойно ответил грузин, не моргнув.
– А двушки где и где еще десять копеек?
– Двушек нэ дэржим, а дэсят копеек за сэрвис.
– Здравствуй, Тбилиси, – патетически произнес Давид. – Спасибо за теплый и радушный прием!
Рашрагович же просто грязно выругался.
– Давай-ка по-быстрому едем на выставку, – сказал он, – надо же отметить приезд в командировочном удостоверении, а там посмотрим, что дальше.
На выставку они нашли дорогу довольно легко, так как такси в Тбилиси все же работали безотказно, особенно, если не жадничаешь, а немедленно соглашаешься на любую цену, загнутую мастерами руля и колес.
Излишне добавлять, что включенного счетчика в такси они не видели ни разу за неделю поездок по этому поистине великолепному городу.
Павильон автоматизации технологических процессов поразил Давида громадой здания, насыщенностью оборудованием французских, американских, германских, английских фирм, буйством красок и гомоном на разных языках.
Гигантское помещение разбито на площадки со стендами, закутки для представителей фирм и огороженные трубчатыми никелированными заборчиками и кричащими рекламами действующие образцы изделий, и все это тонуло в равномерном негромком гуле работающих агрегатов.
– Смотри, Штрекфус! – вдруг дернул его за рукав Рашрагович.
Давид присутствовал в прошлом году при визите в НИИКЭ босса этой западногерманской фирмы, разрабатывающей оборудование для сборки и пайки печатных плат, который приехал в Энск по приглашению Рашраговича.
Он, как и все в институте, был поражен простотой и некоторой даже стеснительностью самого Отто Штрекфуса, миллионера и незатейливого немца в простой клетчатой рубашке и джинсах, который на вопрос, как он стал миллионером, ответил, что он терпеть не может работать, но жена будит его каждое утро в шесть часов и гонит на фирму: – Иди зарабатывать деньги!
– А иначе вы меня бы здесь и не увидели, – позевывая, сообщил он.
Но оборудование, работающее и по сейчас как часы, было отменным! Самое поразительное – это количественный состав фирмы, насчитывающей аж девятнадцать человек! Институту с числом работников, подходившим к двум тысячам четыреста человек, понять такое было не под силу!
– Давай зайдем к нему, – потащил Рашрагович.
– Так мы ж решили только отметиться и бегом искать ночлег, – заупирался было Давид, – ты посмотри, на кого мы похожи: небритые, немытые, голодные и бесприютные!
– Да ладно, тебе, успеется, у меня к нему парочка вопросов накопилась.
В тесной клетке за столом сидел сам босс и пил кока-колу. Обрадовавшись гостям, он попросил служащую накрыть на стол, и вскоре, подбодренные джином с тоником, они со смехом и коротко рассказав о злоключениях утра, перешли к техническим вопросам, интересующим Рашраговича.
Отто говорил на ломаном русском, и полтора часа пролетели незаметно. Наконец, попрятав по портфелям бутылки с шотландским виски, подаренным фирмачом, и попрощавшись, коллеги вышли из помещения и направились к выходу из павильона, чтобы отметить прибытие и найти, наконец, работающий телефон, так как звонить из каморки немчуры в КГБ было бы нонсенсом.
Но недалеко от выхода дорогу им перекрыл симпатичный молодой грузин в строгом темно-синем двубортном костюме и с напробор расчесанными и аккуратно подстриженными волосами.
– Здравствуйте, – тихим голосом поздоровался он, – отойдем, пожалуйста, в сторонку. А что вы там делали так долго у Штрекфуса?
– О, Давид, это по твоей части, – ухмыльнулся Рашрагович и, вытащив сигарету, закурил.
Шапиро сначала не понял, в чем дело, но потом, сообразив, что к чему, так же тихо сказал грузину:
– Молодой человек, мне нужен телефон. Я позвоню, и вам объяснит ваш начальник подполковник Раков, что мы делаем на этой выставке!
Казалось, что пробор на голове у мальчика зашевелился, и он, чуть согнув торс в талии, быстро произнес:
– Пройдемте, пожалуйста. А вы, – он повернулся к спокойно курящему Абраму, – подождите здесь.
В комнате, куда комитетчик привел Давида, кроме телефона на подоконнике, ничего не было, даже стула.
– Звоните, – жестом показал он на аппарат и вышел, оставив дверь полуоткрытой.
– Товарищ подполковник? Здравствуй, Анатолий Иванович! Это Шапиро говорит, ага, из Энска, привет тебе от Тамары! Мы вдвоем с Рашраговичем, ага! Что? Так я и хотел... я звоню с выставки... Но ребята твои нас тормознули... Как? Подошли и тормознули... Сейчас позову! Молодой человек, подойдите, пожалуйста.
Мальчик уже стоял в уважительной стойке у телефона.
– Так точно, тыщь подплковник! Да, тыщь подплковник. Есть, тыщь подплковник!
Положив трубку, он, галантно поклонившись Давиду, сказал:
– Прошу вас, пройдемте, через пять минут товарищ подполковник будет с машиной у подъезда.
Раков оказался симпатичным сорокасемилетним, очень энергичным человеком с громким командным голосом. На его Газике командированные были доставлены в гостиницу не более чем за пять минут и оформлены моментально, после чего Давид с чувством обратился к спасителю:
– Анатолий Иванович! Мы вам так благодарны! А точнее, мы так хотим вас отблагодарить! Давайте заглянем вечерком в какой-нибудь кабачок! Кстати, мы не успели отметиться на выставке.
– А вы бывали в рыбном ресторане? – деловито и, принимая предложение как должное, ответствовал Раков и, получив отрицательный ответ, сказал, посмотрев на часы:
– В восемь вечера я за вами заеду. А командировки отметим задним числом, нет проблем.
Ровно в восемь подполковник усадил гостей в машину, приказав:
– Абрек, в наш рыбный!
Как потом выяснилось, всех шоферов он называл абреками.
Вечерний Тбилиси – это что-то!
Узнав, что Давид впервые в городе, Раков велел абреку сделать большой круг и первое, что поразило сибиряка – это ментальность населения! На одном из светофоров они провели некоторое время в пробке. Как потом выяснилось, одна из машин стояла под светофором практически поперек движения, так как жена водителя на минутку заскочила в ближайший магазин, а самому водителю было удобней переговариваться с приятелем именно при таком развороте автомобиля!
И, вместо того, чтобы обкладывать матом нарушителя или подозвать скучающего неподалеку милиционера, вся кавалькада терпеливо ждала, пока дамочка купит себе свою тряпку, а ее говорливый супруг наговорится. Чудесный город Тбилиси!
Рыбный ресторан располагался прямо на воде. Стены из сплошного стекла круглого здания позволяли его посетителям любоваться рекой Курой, воды которой неслись под ногами, а буйные заросли ее берегов, освещенные как лунным светом, так и светом, льющимся из ярко освещенного помещения самого ресторана, настойчиво подсказывали: это юг, это райский, благословенный, зеленокудрый юг, сладкая мечта коренных сибиряков!
Решено было заказать сациви, чахохбили, сыр сулугуни, много зелени, а также по предложению Ракова – графин водки и три графина жигулевского пива. Рашрагович, не пьющий водку, попросил бутылочку Мукузани.
Первый тост был за здоровье товарища подполковника, выручившего приезжих. Далее тосты шли по нарастающей: за здоровье каждого, за страну и за мир во всем мире. Оказалось, что Раков уже семнадцать лет работает на Кавказе, последние восемь – в Грузии, поэтому его тосты отличались восточной витиеватостью исполнения, душевной теплотой высокого качества и большой продолжительностью по времени.
Этому способствовал стиль питья, так как каждая рюмка водки залакировывалась для пущего эффекта большими глотками пива, сначала из кружки, а потом непосредственно из графина.
В какой-то момент гости поняли, что товарищ Раков уже достаточно назюзюкался, то есть их благодарственная миссия выполнена, и Рашрагович шепотом попросил Давида сходить к официантке рассчитаться. Давид поднялся и, найдя девушку, сидящую за служебным столиком, попросил расчет.
Она подняла на него недоуменные глаза:
– Так товарищ Раков обидится, вы же его гости!
Оказывается, кэгэбэшника здесь хорошо знали!
– Нет, нет, мы ему обязаны, мы хотим его отблагодарить, сколько с меня?
– Ну, смотрите... – девушка пожала плечами и взяла деньги.
Давид вернулся на место. Кино началось через пару минут.
Проследив за удивленным взглядом растрепанного Ракова, который даже опустил рюмку, он увидел выходящего на антресоли над входом в помещение высокого толстяка в белом халате в сопровождении этой самой официантки, показывающей пальцем в сторону их столика.
– Ты что, расплатился, что ли? – прыснув, весело спросил подполковник.
Давид кивнул.
– Тогда смотри в оба!
К столику уже приближалась процессия. Впереди шел высокий толстяк – это был хозяин ресторана, за ним гуськом двигались две официантки. Каждый из троих нес поднос, на котором красовались точные копии напитков и блюд, украшающих стол, за которым восседали открывшие рты Давид и Абрам, а также очень довольный Анатолий, давно уже перешедшие на ты в результате неоднократных брудершафтов.
– Это ресторан берет на себя долг сгладить оплошность гостя, обидевшего хозяина! Закон гор! Причем, как видите, в тройном размере! – с удовольствием прокомментировал Раков, когда работники общепита, расшаркавшись, исчезли за поворотом в сторону антресоли. – Восток! Древний обычай! Ну, так за что пьем?
В гостиницу вернулись поздно, так как совершенно невменяемый после всего принятого вовнутрь товарищ подполковник затащил потерявших представление о времени и пространстве гостей города сначала еще в один кабак, а потом потребовавший от абрека повезти всех по бабам. Но опытный водила, сбросив еврейские души у входа в отель, отвез почти бездыханное тело хозяина домой к потерявшей надежду увидеть мужа жене. Время было два часа пополуночи. Через каких-то шесть часов начинался новый трудовой день.
Здравствуй, Светик!
Пишу тебе с великого похмелья, хотя ты знаешь, что я не пью совсем, но надо было отблагодарить человека за его помощь в ночлеге в этом изумительном зеленом грузинском рае. В этом плане все в порядке, но здесь, вдали от тебя я понял, как скучаю по тебе. Не просто скучаю, а тоскую! Я все-таки сильно люблю тебя! Похоже, что второй раз в жизни я влип: не могу и не хочу забыть тебя, хотя пытался не раз, так как давит меня семейный долг, я же говорил тебе, что пока не доведу Мишку до диплома, не уйду оттуда.
Нет, не второй раз, а первый: то, что было у меня к Лере – это же не любовь, а болезнь. А в тебе я люблю все: и ум, и красоту, и душу, и тело! И даже характер твой жуткий! Но сейчас я не помню всех твоих вспышек, только приятное, только милое – вот что у меня в памяти!
Единственное, что омрачает наши отношения – это мое позорное поведение: расстаться с тобой не хочу и не могу, а оставить их не могу из-за сына. Разрываюсь, как князь Игорь!
Я в ужасе от делового предложения твоей мамы: крути, мол, с этим Давидом, пока не подвернется хороший человек! А это означает, что надо тебе искать этого хорошего человека, и это меня убивает.
Я понимаю, что своим поведением сам поставил тебя в такую ситуацию, понимаю, что может наступить момент, когда ты скажешь: я нашла, извини!
Это меня бесит, но я не имею права предпринять то, чего ты от меня ждешь. И дело не только в моем сыне и его матери, которую тоже жалко, как немолодую уже женщину, обреченную на одиночество. Дело еще в том, что я тебя позорно ревную: тут и твоя красота, и нежный душевный голос, и приятные манеры, которые притягивают и будут притягивать к тебе людей! Ты не представляешь, как я мучаюсь, когда думаю о том, что ты вдалеке и около тебя черте кто! Я порчу тебе жизнь; иногда думаю: не исчезнуть ли с твоих глаз долой, чтобы тебе стало проще устроить свою жизнь сейчас, не дожидаясь, пока у меня все определится? Но потом прихожу в бешенство от этих дурацких мыслей: ведь никто так не понимает и не поймет меня, как ты, и никто не поймет тебя, как я! За что такие муки?
Извини меня за эти излияния. Ты о них прекрасно осведомлена. Я-то думал, что когда ты вдалеке, мне будет легче. Ничуть!
Все! Кончаю ныть! Буду поспокойнее, если получится.
А по работе у меня все тип-топ.
Скоро увидимся. Помни меня, не забывай. Целую. Твой Д.
Пы.Сы. Я все же надеюсь, что мы с тобой начнем все сначала, как будто ничего дурного с нами не происходит!
(продолжение следует)