Галилейский пейзаж в феврале.
Если от перекрестка А-Мовиль свернуть в сторону Кфар-Манда, извиняюсь за арабское выражение, и ехать в сторону Кармиеля, а потом на пол-дороги еще раз повернуть к Йодефату, то через тринадцать километров попадаешь в супер-шикарное место.
Кибуц Харарит.
- Ну и что там шикарного, Дока? – проворчал Старик.
- А ты глянь окрест на пейзаж, а потом бурчи.
- Хо. А пейзаж и в самом деле кал – о – ссальный! - подключился Друг, вышедший уже из машины и оглядевшийся раньше нас.
Дело в том, что я, как водитель, не мог крутить головой во время поездки по узкой, вьющейся между холмами и то резко вздымающейся вдруг, как, например, в районе Морешет, то лихо петляющей, например, в районе Автальона, дороге.
Справа скалы, слева – пропасть без никакого ограждения, а впереди того и жди, когда из-за поворота навстречу вылетит какой-нибудь лихой водила.
Разъехаться - то тяжко, особенно на скорости.
Вот и приходится смотреть на всю эту красотищу, только оставив в покое судорожно сжатый в руках руль.
А смотреть есть на что!
- Вы гляньте, гляньте, мужики, сюда! – кричит Друг, взобравшись на какой-то валун. – Вооон там, видите, справа – Кармиель, чуть левее – Сахнин, а вот это все – арабские деревни. А теперь гляньте налево! Видите – Кинерет! Ешкин кот! Сил нету!
Вплоть до горизонта идут покрытые зеленью холмы, тающие вдали в голубоватой дымке, а по этим холмам рассыпаны белые кубики домов, сбитых в кучки селений.
Арабские деревни перемежаются с еврейскими поселками, да так, что разделить их не получится даже самому толковому политику.
Пятьдесят на пятьдесят – вот процент двунациональной Галилеи.
Начало февраля, а трава пышным ковром одела бесчисленные холмы, оставив место для ярких, красочных цветов и деревьев.
Мы замолкли, впитывая эту красоту.
Три лимонных дерева рядом с нами ломились под тяжестью крупных плодов.
Чуть дальше, рядом с домами, цвел миндаль.
Пришлось прервать молчание и, соответственно моменту, продекламировать вполголоса:
Презрев календарь и природы законы,
На ветках, прогнувшихся до земли,
Созрели янтарные капли лимона…
Но как в феврале они это смогли?
А рядом пупырышки новых соцветий…
А вот распустившийся белый цветок
Намеком немым отдаленного лета
Плода предстоящего нежит росток!
Садов миндаля белоснежная пена
Вбирает последние вздохи зимы.
И медленно и постепенно
От спячки души просыпаемся мы.
- Лер-мон-то-вич? Пу-шкин-зон? – въедливо и ехидно пропел Старик.
- Зря ты волокешь на Доку, - вступился Друг, - человек слагает вирши, ну так что? Я, к примеру, машину свою сам чиню, страсть у меня такая. Другой человек в телевизоре живет с утра до ночи, сериалы придурковатые наизусть учит, кто там кого родил или убил-застрелил, а тут все-таки какое-никакое искусство! Мало ли кто какой дурью мается! Вот у меня жинка из Интернета не вылазит: страсть как любит чатиться или как там это называется? Я ей пообещал пестюлей навалять, пока с ума не сошла, так она…
- Ладно тебе, Дружище, не защищай меня. Старик пошутил, а ты завелся! Смотри лучше вон туда. Видишь то облако? Садится прямо на холм, а солнце…
- Ну ёшь вашу в таракана мать! – прошипел Старик. – Вы чего, траву не видели? Горок этих? Деревьев и кустов? Ей-богу, задвинетесь вы скоро от безделья! Дока, чего ты нас сюда завез? Поехали к едрене фене отсюда!
- Ты чего завелся, Дед? – умиротворяющее пропел я, - чего тебе нехватает к данному пейзажу? Водки? Дамочек? Скажи – сообразим.
- В точку! – огрызнулся Старик. – В яблочко! Душевная красота пейзажа пробирает нутро только лишь в сочетании с сопутствующими компонентами, а именно: пойло и девочки! Без наличия присутствия данных ингредиентов вся эта мура, - он обвел рукой шикарный пейзаж, - полное говно и улет мысли! Так что поехали! Женщины, пиво и теплый пидсрачник – вот что успокоит в данный момент мое натруженное сердце!
Поехали!
Ну, раз он сказал: Поехали! – что оставалось делать? Только махнуть рукой!
Где-то рядом в кустах давно уже слышался легкий, регулярно повторяющийся стук.
Что такое?
Я заглянул в кусты.
Там занимались любовью черепахи.
Небольшой самец с разгону бил по крупному панцирю своей подружки, она притормаживала, и он карабкался на нее, соскальзывая, но упрямо прижимаясь низом панциря к гузну самочки.
Потом, свалившись, разгонялся сызнова и операция продолжалась с новой силой.
Трах, трах – стучали панцири.
- Да. – сказал Друг, внимательно изучая весенний гон пресмыкающихся, - сейчас я понял, почему говорят: трах, трахну! Это люди от черепах научились.
- Тьфу, - плюнул Старик, - едем!
И снова пошли головокружительные повороты, спуски и подъемы, музыка в динамиках и ощущение неземного кайфа от остающихся за спиной удивительных красот этого библейского куска земли, именуемого таким мягким и неземным словом – Галилея!
А на высокой горе рядом с поселением Харарит трахались черепахи.
Весна идёт!