предыдущее здесь:
http://artur-s.livejournal.com/5411692.html
Ещё один алкаш – это Вена Быков.
Где он ухитрялся хватать практически ежедневно синяки и царапины на свой фейс – загадка природы.
Но это ладно, бог с ним, его табло – его дело.
Но наряду с синяками он привносил в КБ особый дух! А именно, перегарный, с разными вариациями: то сивухи, то портвейнов, то чистого спирта. Загадка заключалась в том, что весь перегар заглушался терпким амбрэ вылаканного в последнюю очередь. Что, правда, облегчало нам подход к человеконосителю перегара.
– Сегодня Вена строгий! – говорил Дед. – Подождём до послеобеда.
Или же наоборот:
– Вена! Срочно нужен эскиз автоматического крана для кислотной среды в гальваноцехе! После обеда жду предложений!
Это означало, что Вена вчера пил немного, но чистую водку. Голова практически свежая. Ну, или второй свежести, максимум!
Но факт – этот тоже был конструктором от бога. Высокий класс!
Умер Вена молодым, сидя в горячей ванне. После дикой пьянки. Инфаркт. Вечная память.
Кликуха: Дядя Алкаша.
Математик и программист. Класс – высший. Любая сложная программа – только так. Семечки. Одной левой.
Чёрный, как галка. Очки с толстыми линзами и голос глухой, как из подвала.
При разговоре, всех брал за пуговицу и доверительно смотрел в глаза. Близорукость, да и очки не очень-то помогали.
Вот тут-то и порылась собака!
Вонь из пасти жестокая! И всё время после вчерашнего. На базе позавчерашнего.
Однажды занесло меня в кафе недалеко от завода. Перекус небольшой.
Влетает Аркаша.
Глаза, как у Крупской. Базедовые.
Руки трясутся.
Бегом, мимо меня, к стойке.
– Щас, щас!
Назад к моему столику на высокой скорости! На ходу зубами рвёт крышечку с зубчиками из бутылки. На ходу из горлА заливает в кривозубый рот. Ещё не присев за стол, наливает в стакан… И только тогда расслабленно:
– Здорово! Как дела? Пить будешь?
Но тоже добряк. И спец.
Я вообще заметил, что хорошие спецы и алкаши – добродушные ребята. Особенно, если с ними пару раз вздрогнуть по чуть-чуть.
Вот такие ребята.
Мы дружно работали.
И не зря.
Разработали целый комплекс автоматов для нескольких вредных производств, получили дипломы лауреатов разных премий, наполучали авторских свидетельств, которыми некоторые из нас обвешали стены домашних клозетов, потому что толку от них никакого не было, кроме как красивости самих бумажек.
И продолжили разработки всякой интересной техники до тех самых пор, пока не сменилось большое начальство и не смешало наш отдел действительно новой техники с рядовым отделом механизации производства, занимавшимся вялой текучкой.
Часть людей ушла в другие отделы, часть уволилась с завода, а часть осталась и работает по сейчас, злобно проклиная и завод, и страну, и всех встречных-поперечных, кроме себя, любимых.
С объединением отделов, по типу коня и трепетной лани, кино стало красочнее и смешнее, хотя общий знаменатель резко запикировал к плинтусу.
Крупные и серьёзные работы продолжались по инерции, а новые брались новым начальством неохотно и числом поболее, а толком подешевле.
Началось затыкание дыр и штопание недоштопанного.
Естественно, этому способствовало прежде всего новое начальство, пришедшее как раз из отдела рогов и копыт, то есть, из отдела вялой текучки.
Украшением отдела стал новый начальник Крапеньков Фёдор Степанович.
Он был белес.
Белесые глаза неопределённого цвета, белесо-рыжеватые редкие волосы, прилепленные к голове формы солёного огурца для закуски, поставленного на попа, и вечно полупьяная улыбка, обнажавшая прокуренные жёлтые зубы.
Пахло от начальника всегда одинаково: перегар плюс дешёвый одеколон.
Пил начальник в своём кабинете, вытаскивая из сейфа все необходимые ингредиенты.
Глупо уточнять, что это происходило в рабочее время.
Собутыльники – два заместителя и секретарь партбюро отдела Паня. Этот последний был из категории тех, кого Паниковский называл жалкими и ничтожными личностями. Как инженер – слабак, как руководитель – ноль, и даже в качестве алкаша – жалкое подобие. Быстро напивался и бежал блевать.
О замах чуть позже.
Объективности ради, замечу, что Фёдор был неглуп, галантен и одет всегда с иголочки.
Что за волосатая рука была у него в верхах – не знаю, но она, эта рука, была явно прикручена к высокопоставленному телу.
Женский пол в отделе был в явном дефиците.
Во всяком случае, в двух КБ – в нашем у Деда и в КБ Эртома дам не было принципиально!
На вопрос: почему? – Дед кротко отвечал: – Курица не птица!
Эртом же мычал невнятное про детей, беременность и магазины, но старался уходить от прямого ответа.
А в новых бюро из отдела механизации женщины и девушки были, причём явно прослеживался принцип их приёма на работу в тот старый отдел: через койку начальника.
Проверенный факт.
И к бабке не ходи, как говорил ещё один сотрудник объединённого отдела Павел Моисеевич Рубин, которому принадлежало и крылатое выражение по поводу объединения отделов: Смешались в кучу кони, люди… Это ему навеял Лермонтов со своим Бородино.
Рубин вообще выдавал афоризмы, свои и заимствованные.
Например, очень ходовой: – Дураков много, а оно одно!
И показывал на сердце.
– Зачем расстраиваться по пустякам?
Так вот. Дамы.
Самая шикарная – это, конечно, Аллочка. КБ электропривода.
Комсомолка. Красавица.
Но не спортсменка, нет!
Какой тут спорт, если под хрупкими плечами и мелкой грудью не более второго размера размещалась… как бы это помягче… э-э-э… огромная жопа.
В старинные докомпьютерные, имени доБилла Гейтса, времена в электронике использовались лампы накаливания, имени Ильича и Ладыгина, размерами со свежий огурец или среднего размера морковку.
Одну из таких ламп звали Д7Ж, если кто помнит.
Вот такая подпольная кликуха и была у Аллочки с её широкой задницей!
Не верите? Смотрите: Д – это, допустим, Дама. А семь Ж – это, сами понимаете, как семь жоп. Нормальных.
Ещё называли её "Семь кулаков". Попробуйте, отложите по прямой линии семь приличных кулаков, и сами увидите!
Но Аллочка была красавицей!
Лицо чёрного ангела, ей-ей!
Изумительной формы миндалевидные карие глаза, фактически, глазищи! Фары, а не глаза. Когда она смотрела на тебя этими фарами, хотелось спрятаться, настолько она проникала ими в твои печёнки! До глубины! И видела твою сущность. Или сучность… У кого как.
Прямой ровненький носик. Изумительной формы губы. К поцелуям зовущие, как говорил некогда Киса Воробьянинов о даме своего сердца.
И матово-белое лицо правильнейшей формы.
А над всем этим великолепием – каштаново-шатеново-чёрные, чёрт знает, как это описать, коротко подстриженные волосы!
Короче, ах, убиться и не встать!
Тушите свет, я выключаю лампочку!
А вкупе получилось, почти как у того же Ильфа при описании Егора Скумбриевича. Только там было лицо бреющегося англичанина на дивном женском теле, а здесь лицо мифической красавицы на дивном же женском теле! Нет, не так. На дивном жежежеженском теле. Короче, Д-семь-Ж. Как и было говорено раньше.
Аллочка был замужем.
Но до этого она тоже была замужем. И тогда от какого-то капитана дальнего плавания она обзавелась дитём, после чего капитан-капитан улыбнулся и … где-то по сей день ходит по синю морю на своём корабле, а Аллочку забрал прямо из родильного дома друг её студенческой молодости зачуханный и невидный прыщавый Саша, который тут же пошёл с ней в ЗАГС.
И напрасно.
Аллочка, тоскуя, видимо, о статном капитане, искала его отголоски в ком попало. В том числе, и в коллегах по работе.
В одном, в другом, в третьем.
М-да.
Хорошая была женщина.
И ещё были дамы.
Вот взять, к примеру, Лиду.
Не замужем. Лет под сорок. Яркая. Пышная. Пьющая. И брюнетка. А временами других цветов.
Начальство было в восторге!
Или вот взять Людочку.
Все звали её Белая.
Яркая блондинка. Пышные формы. Не Аллочка, конечно, всё в пропорциях, как надо, средней упитанности и приятная на … намётанный и опытный глаз!
Были и многие другие женщины.
Не стоит говорить о них, как о специалистах.
Дед всё сказал. Кратко.
Но это ведь неважно. Важно, что они ласкали мужские взгляды.
Вот, например, взгляды жирного борова, а по совместительству, заместителя начальника отдела, а затем работающего пенсионера.
Захаров. Борис Иванович.
Или, Мешок с Говном.
Так его окрестил Дед, или Старик, или Шеф etc.
Хороший, в общем-то мужик этот Захаров.
Специалист так себе, но не злобный и не гадостливый.
Так. Никакой.
Но коммунист. И член парткома. То есть, какая-никакая элита.
Любитель пощупать девочек. Особенно копировщиц. За все места, до которых дотягивался.
Главным его девизом был:
– Наше дело правое. Налево не ходим.
Но Мешок явно скромничал.
Причём, все были в курсе.
А потому, ежели дверь в его кабинет была закрыта, значит, соваться туда не стоило! Борис Иванович был жуток во гневе! Ревел, как лев.
И дамы высклизывали из кабинетов начальства, только отряхиваясь и подпудриваясь!
Граждане!
В те времена было очень хорошо!
Никаких жалоб и дурацких судов за приставания!
Никакого-такого феминизма!
Таких и слов-то никто не знал!
Ох, до чего было хорошо!
Не гнобите совок!
Вы его ещё не раз вспомните!
Или вот взять того же Пуделя.
Нет. Это не собачка такая.
Это тоже заместитель начальника отдела.
Шустрый мальчик лет тридцати пяти. Просто причёска у него такая была. Кудри русые торчком. Очки круглые. Шепелявил слегка. Э-э-э-э… Что ещё?
Ах, да, он же заместитель главного шефа отдела новой техники! Чуть не забыл.
А как инженер – он Никто. И работал так себе. Никак. Бегал, проверял, кто как планы выполняет. Хлопотная, конечно, работа. Суетная.
Но тоже безвредный. Бох с ним.
Вот так и работали дружным коллективом "кому нести чего куда".
Пока я оттуда не свалил.
На крыльях.
Сначала в НИИ, потом чуть дальше.
А потом и вовсе далеко-далеко. В сторону моря.
Средиземного.
На том и сказке конец.
Если ещё вспомню кого-нибудь, расскажу.
Хотя вряд ли.
Всё это один сплошной и скучный Плюсквамперфект, как говорил Васёк из бюро новой техники.
Давно прошедшее.