К Женскому празднику.
- Пару лет назад Катюшей от Хисбаллы из Ливана здесь были убиты двое и ранены несколько человек, а сейчас, гляньте, какая красота!
И тихо.
Действительно, сегодня в Ахзиве тихо.
И прав Друг – красотища!
Впервые я попал в Ахзив в девяносто втором году.
Крупная израильская фирма, в которой я тогда трудился, ежегодно за свой счет, что немаловажно, на недельку отправляла сотрудников то в круиз по Средиземному морю до Греции-Турции, то в Египет, в Синай, в Нуэбу, то в Эйлат, а то – сюда, в это благословенное место.
Здесь мы спали вот в этих самых бунгало, что стоят недалеко от моря.
Шалаши из тростника да пальмовых листьев – экзотика, елка-палка!
Тогда Ахзив был включен в клуб средиземноморских курортов, и обслуга состояла из молоденьких девочек и мальчиков из Америки, Англии, Франции, Греции, Израиля, работавших официантами, танцорами и музыкантами чуть ли не одновременно.
Во всяком случае, двадцать два часа в сутки крутилась веселая карусель из развлечений, морских купаний, несметного количества жратвы, песен Средиземноморья – и все это на фоне синего моря, субтропической зелени и развалин римской крепости, превращенных в место развлечения для туристов со всего света и нас, израильтян.
Конечно, иногда здесь попахивает жареным во время обострения противостояния с неспокойными нашими соседями, но это бывает редко, и, в конце концов, к этому привыкаешь.
Отдыхал я тогда, в девяносто втором, здесь с одной красивой дамой, и было бунгало нашей крепостью…. Да. Вот именно.
- Здесь хорошо вдвоем, - как бы услышав мои мысли, сказал Старик, - с приятной, вкусной женщиной!
- Э-э-э, хотелось бы уточнить, сэр, что ты имеешь в виду, говоря: вкусная? Э? – шутливо подхватил я.
- О! – включился Друг, - тут я могу сообщить нечто, однако не про вкус, а про запах, если не возражаете?
- Товарищ! Только без пошлостей! Что ты имеешь сказать нам про запахи? До мытья, после мытья, до перетаскивания дамой рельсов и шпал, после процесса…?
- Да нет, я не шучу. Правда! В первый раз учуять женщину! Вы помните за собой сей факт? Ладно, не чешите затылки, я первый начну, а вы продолжите.
- Смешно сказать, но и мне было когда-то двенадцать лет…- начал он задумчиво. – И жили мы тогда в Кунцево, под Москвой.
Давным-давно уже Кунцево – часть русской столицы, а тогда не было ни станций метро Пионерская, ни тем более Молодежной, Крылатской…
Да, давно дело было. И были там деревянные дома, и дворы, и детские игры в этих дворах. Ну и не совсем детские.
Возраст-то это еще щенячий, но интерес к противоположному полу уже не совсем детский. Стручок-то уже невнятно маячит и торчит время от времени почти бессмысленно! Йэх-х…
Был там у нас в одном дворе Юрка, бандитская такая морда, байстрюк лет семнадцати.
С ножиком не расставался.
Потом посадили его за то, что одному знакомому парнишке-цыгану перо в брюхо вставил, кстати, на моих глазах! Не поделили они чего-то, цыган ему шапку располосовал надвое бритвой и побежал, а Юрка догнал его и всадил финку в живот. Сантиметр оставался до селезенки, а то бы загнулся скорее всего цыган, медицина тогда не была такой шустрой.
Ну ладно, я не об этом.
Я хочу сказать, что Юрка этот устроил во дворе небольшой бордель. В какой-то шалаш, не упомню, откуда этот шалаш взялся, он посадил свою младшую сестренку лет десяти-одиннадцати и за рубль запускал нас, пацанов, внутрь шалаша пощупать, потрогать, а то и еще чего сотворить с этой самой сестренкой. Вот сука, какой бизнесмен был засраный!
Ну, сами понимаете, условия антисанитарные, да и Юрка строго за регламентом следил, за рупь-то! То есть, по быстрому ощупаешь девицу, пока она какую-то конфетку сосет – и вылетаешь.
Сам сделал – передай товарищу!
Засекла нас за этим занятием Верка.
Взрослая, по нашим понятиям, деваха, лет этак шестнадцати, и пригласила томными намеками меня и друга моего Витьку, тоже сопливого, к себе в гости вечерком. У Верки гормоны уже били родниковым ключом, о чем говорили прыщавые ее щеки, крашеные губы и утиная походка с взбрыкиваниями бедер по ровной, казалось бы, поверхности асфальтовой дорожки, ведущей к ее дому.
Прибыли мы с Витькой вечерком, потея и комкая влажными руками подолы обтягивающих наши сухие фигурки пиджачков.
Страшновато было, но крайне заманчиво.
Я был приглашен первым.
Витька пока что отирался в соседней комнате.
В комнате было темно, лишь желтоватый свет ущербной луны полусумрачно освещал большую кровать, на которой молча на спине, лежала обольстительница.
Юбка была задрана и были видны раскинутые белые ляжки с небольшими трусиками, из – под которых змейками выползли пажи, поддерживающие темные чулки.
- Красиво излагаешь, Друг! – вклинился Старик, поудобнее усаживаясь на скамейке, где мы сидели лицом к морю и спиной к соломенно-пальмовым хижинам.
Солнышко начинало палить.
Есть не хотелось, спать не хотелось, хотелось расслабленно смотреть в горизонт поверх голубой морской пучины, ни о чем не думать и слушать приглушенный голос приятеля, перекрывающий приятный шелест и плеск волн.
- Так вот, - не прерываясь, продолжил Друг. – Верка молча поманила меня поближе, взяла мою руку и положила себе на трусики.
То ли обстановка была таинственной и будоражащей, то ли совсем скромным и интеллигентным был я мальчишкой, но волны страха, животного любопытства и великой тайны пошли по моей спине, как сейчас помню. А главное – пряный, тревожащий, незнакомый запах женщины, с легким ароматом духов, вдруг защекотал ноздри, проник в глотку так, что трудно стало дышать, и сердце забилось неровными толчками!
Красотка прижимала мою руку, водя ее по трусикам, я ощущал сквозь шелковистую ткань волосики на мягком, податливом теле с выпирающим лобком, а Верка только постанывала и все сильнее прижимала руку, заводя ее в щель сквозь ткань, ставшую вскоре влажной.
Ощущения, скажу я вам, были не из легких, потому что стручок вздыбился, а взаимосвязь между этим явлением и заходящейся от страсти дамой мое юное сознание не кореллировало.
Ну, неиспорченным мальчиком я был. Почти.
Так мы развлекались недолго, потому что Витька в соседней комнате, учуяв, что мне хорошо, а он еще в одиночку мается, стал греметь стульями, шуршать и громко кашлять, напоминая о том, что существует живая очередь!
Верка глубоко вздохнула, убрала мою руку и прошептала:
- Ты хороший. Завтра родители уезжают в Москву, приходи часов в десять вечера!
Я вышел, потрясенный, растревоженный новыми ощущениями и этим будоражащим запахом, который преследовал меня потом долгие годы.
Назавтра вечером я приплелся к Верке, преодолевая страх, жгучий стыд, и ведомый подсознательно животной страстью, весь в воображаемых парах запаха женщины, проникших, как мне казалось, в самую сердцевину то ли мозга, то ли сердца.
Она была в одной рубашке.
Так же молча взяла меня за руку, повела в свою комнатку, легла на спину и приказала лечь на нее. Я молча повиновался.
Ну что сказать, мужики?
Стручок – он и есть стручок! И даже насильно помещенный, мммм, ну, скажем, в бутылку с широким горлом или в кожаный влажный мешок… ну что он может ощущать? Да ровно ничего!
- Ха! – хохотнул я нервно, уж очень славно излагал Друг! - так уж ничего?
- Ровным счетом! Не трах, а свинство какое-то! Да и она, по правде говоря, только мучилась, сопела да покряхтывала. Я ведь лежал на ней, как куль с говном, раздвинув свои руки, чтобы, не дай бог, не задеть ее груди! Малолетний мудило, одно слово. Даже сейчас жалею. Вот бы сейчас мне эту шестнадцатилетнюю девку! Впарил бы от души! Эх, мечты, мечты! Уголовно, впрочем, ненаказуемые. И то ладно.
Море светлело в лучах яркого солнца, стремящегося ввысь и жарящего по-сковородному.
Даже в тенечке под навесом из ярких бугенвиллий эта парная становилась несносной.
- Ну что, пойдем в кабачок, - предложил я, - вдарим по стопарю, вытесним стойкие детские воспоминания и выстроим планы на ближайший вечерок с нашими подружками, не при виртуальной Верке будь сказано!