предыдущее здесь:
http://artur-s.livejournal.com/5518280.html
– Ну, хорошо. Пойдём дальше.
Вова Песков. Отличный парень.
Длинный, под два метра, но с удивительно непропорционально маленькой головой микроцефала. Умница, душа человек.
Смеялся над своей нескладной фигурой и напирал на то, что мозг Анатоля Франса был чуть не в два раза легче и меньше объёмом, чем у того же Тургенева, так что в малом объёме могут сидеть великие мозги!
И мы вместе ржали.
Однажды мы с ним чуть не поцапались из-за одной нашей сотрудницы, с которой полгода ездили на работу в одном трамвае. У этой девушки было всё наоборот, чем у Вовы.
То есть, голова здоровая, а тельце миниатюрное. И тут, видимо, срабатывал закон взаимопритяжения разнополюсных элементов. Но лицо у девушки было прекрасным. Крупным, но прекрасным. Большие голубые глаза, ровный носик, правильная форма лица. И улыбка! Мона Лиза, Венера и другие мадонны и рядом не стояли.
Я отвалил из этого триумвирата, когда по весне красавица стала одевать короткие юбочки. Ноги оказалиь колесом. Это меня убило!
Всю зиму мы с Вовой попеременно и вразброд клеились к ней, а весна открыла такой пассаж!
Но дальше события завихрились с набором оборотов!
Вова развёлся с женой и стал жить совсем с другой девушкой, о которой я расскажу потом.
Звали её Тамара. В отличие от трамвайной дивы, у Томы всё было на своих местах. Всё в пропорции. А её армянские корни скрутили Вову в бараний рог и даже затащили его в ЗАГС с ней.
А потом Вова, большой охотник не только за девочками, но и за дичью, поехал на Алтай к друзьям, мужу и жене, бросившим совсем недавно инженерию и поселившимся на заимке в глухой тайге где-то между Телецким озером и китайской границей. Там эти ребята ловили рыбу, били берданкой всё, что бегает и летает, а Вову хлебом не корми, дай пострелять из дробовика или хорошего охотничьего ружья!
Вот он и поехал.
В октябре. Кино натуральное. Вова в Октябре, ей-богу!
Никогда не понимал заядлых охотников! Что за радость – убивать? Кровь, грязь, ошмётки… Фу.
Короче, встретили они его у озера, которое надо было переплыть на лодке.
В октябре озеро уже покрылось ледком. Сели они в лодку. Муж с женой, Вова и Вовина охотничья собака. Рюкзаки, сети, удочки и прочие блёсна. Под завязку загрузились. Просела от грузов лодочка. На середине озера кто-то за чем-то потянулся, центровка нарушилась, лодочка зачерпнула водички, да и перевернулась! И пошла ко дну. Вместе с рюкзаками. Ребята оказались в воде.
Октябрь. Вокруг снег.
Лёд сковал по периметру озерцо. Все одеты, как положено зимой: телогрейки, свитера, резиновые сапоги.
Вова сразу пошёл вниз, утянув за собою собаку, которая вначале побрыкалась, но не смогла выплыть. Муж тоже пошёл вниз. Жена, спортсменка, кандидат в мастера, доплыла до кромки льда и вмёрзла в припай. Так её и нашли потом – наполовину во льду. Мёртвую.
А Тома. Что Тома?
Погоревала малость. Попросила Женьку Куксина, тоже выпускника с нашего потока помочь ей в поиске Вовы. Поехали они туда. Озеро уже полностью застыло. Никого. Вокруг кусты в снегу. Люди из ближайшего посёлка сказали, что озеро глубокое и илистое. Найти никого невозможно. Никаких способов нет.
С тем и уехала она с этим Женькой обратно.
Да и стала с ним жить. Вот так вот! Она с ранних лет была бедовой, эта Тома. Кровь армянская, южная горячая, лихая! Вышла замуж рано, лет в восемнадцать по залёту. Родила пацанчика. От мужа ушла, потому что был он дурак дураком и уши у него были холодные.
Так она мне потом говорила, когда мы с ней в пустом актовом зале университета уединились. Вечер был в нашем вузе. Я с ней случайно встретился. Вино, принесённое из-под полы, танцы-манцы-обжиманцы. И потом огромный, квадратных метров на двадцать, лекторский стол в пустом актовом зале. Да. Именно актовом. Кхе-кхе.
Там она мне и рассказала. О первом муже. О первом, втором, третьем любовнике… О поисках счастья. Личного, в основном…
Вот сейчас вспомнились ещё двое из тех времён.
Никатов. Опять Боря. Да что же это такое, в самом деле? Одни Бори у нас, чьорт побьерри!
Ну, ладно. Боря Никатов. И его жена Таня. Ребята преотличные, тихие, интеллигентные, непьющие. Он инженер-водник, она врач – терапевт. Нормальная советская семья. Не партийная. Не пролетарская. Нормальная.
Но о них рассказывать нечего, потому что ничего особенного и выдающегося. Симпатичные ребята. Родили двоих детей. Мальчик и мальчик.
Лет через десять развелись. Всяко бывает, как говорится: и на ё бывает, и на я бывает. Не сошлись характерами – и всё. Потом она уехала с каким-то человеком в Германию, и я потерял её следы. А он не уехал, но женился снова и тоже замёл следы от моего зоркого и цепкого глаза.
Ничего особенного. Но почему я их вспомнил?
А вот почему.
Боря работал в речном порту каким-то начальником, не помню, каким, но прогулочный катер человек на пятнадцать он нам предоставлял по первому требованию и тогда мы, числом до десяти-двенадцати, включая детей, ездили кататься на этом самом катере, управляемом капитаном, куда душа захочет. Да. Тогда, в те жуткопакостные времена жестокой советской действительности, можно было собираться кучей, брать катер без оплаты, а только потому, что кто-то работает в конторе, и кататься задарма и на халяву.
А мы, дураки, хаем наше советское прошлое. Эх. В те времена, я слышал, можно было и самолётик вот так вот сгонять в соседний или даже отдалённый городок. Вот только про паровоз или поезд, каюсь, не слыхивал, хотя работать на железке мне пришлось.
Так что, прибыли утрецом, сели на корабель и поплыли.
Нашли шикарное место, где в полноводную нашу Обь вливается какая-то протока, вокруг тишина, песчаный бережок, чуть подальше лесок зеленеет, самое то для пикничка с водовкой, да и пристали к берегу.
А день был ну просто золотой, теплынь, июль месяц, и так захотелось в воду окунуться, так захотелось, ну просто невозможно передать словами!
Ну, мы и прыгнули с приятелем в эту воду…
И поплыли, и поплыли!
Да так легко поплыли! То кролем, то брассом, то на баттерфляй перескочим, то ещё как…
Вот. А потом обратно.
Ой. А обратно не идёт…
Что такое? Взмах рукой, толчок ногой…
Э-э-э… Не идёт. То есть, руки-ноги дрыгаются, а продвижения нет! И наоборот, я чувствую, что относит меня от берега всё дальше в полноводную нашу реку. Что за чёрт? Смотрю на друга, а он молчит, пыхтит, булькает брассом и кролем – и ни фига! На месте, вроде меня, плещется, да и параллельно мне сдаёт позиции.
Сначала, вроде, хиханьки, а потом сообразили, что дело-то швах, серьёзное! Мать моя женщина…
Должен сказать, что было нам лет по тридцать, то-есть, самый сок, силы были, мышцы накачаны, дыхалка приличная и нервы были тогда ещё железные.
Оборачиваюсь по сторонам, чтобы срекогносцироваться, и понимаю суть проблемы. Хаваю, как любил говорить Юра Спицын, прекрасный математик, но горький пьяница, когда хотел сказать, что хорошо понимает проблему. Хаваю!
А проблема заключалась в том, что при слиянии этого грёбаного притока с рекой, образовывался поток воды огромной массы, направленный под углом к берегу в сторону середины реки, этакая турбулентность, переходящая в мощный ламинарный поток, отталкивающий наши грешные тела от тихого и невинного в своей волшебной красоте песчаного плёса, на котором оставшийся народ спокойно разгружал сумки со снедью, удочки для рыбной ловли и прочую милую чепуху, до которой, по моим прикидкам, нам с приятелем уже не добраться – утопнем к чертям собачьим!
Мы, конечно, были молоды и здоровы, но какого дьявола… ну, ну, ну-у-у-у, ещё рывок, ещё взмах, ещё, ещё… течение не пускает!
Улыбочки наши бурная вода постепенно стёрла, мы стали бурить воду по-торпедному. Молча, не глядя друг на друга, сопя и задыхаясь, вкладывая всю мощь молодых сильных тел, мы стали резко рвать кролем эту поганую водичку!
И стал я замечать, что слаженные, ритмичные рывки руками и чёткая работа ног стали давать свои плоды!
Отплыли мы уже прилично, метров на сто – конечно, по течению, да кролями-брассами и прочим упороть на сотню метров не проблема. Проблема – это вернуться. Желательно, живым. Желательно, не орать и не просить помощи, не испугать женщин и детей…
Не буду тебя томить, да ты и сам уже догадался – вот он я, живой, сижу, добарахтались мы до бережка. Даже из воды не выползли, дышали, как загнанные лошади, ой, то есть, как загнанные рыбы с широко открытыми пастями!
Но молча. Ни слова. Не глядя друг на друга. И потом не обсуждали мы с ним то, что с нами едва не произошло. Никогда. Смерть стояла за спиной. Плыла за нами. И мы это чувствовали всем нутром. До дрожи. До ужаса.
Такие дела. Вот об этом случае вспомнилось мне, думая о Никатовых. Где они сейчас? Куда их раскидало от той речки, от тех времён, кто знает? А философия в моём рассказе простая: жажда жизни, вот в чём фокус! Кто-то борется с потоком, жить хочет! А кто-то не борется. Тонет, сложив лапки. И, плача о себе, любимом и таком жалком, попавшем в поток, несущий в глубину, на дно. Тьфу.
– Да. Тут ты прав, Дока. А скажи, были у вас там, на потоке, действительно крутые ребята, ну, на грани гениальности? Кроме тебя, естественно, хехе…
(продолжение следует)