Из моей книги "Циклотимия-бис"
Действие происходит в Тель-Авиве, Новосибирске, Сочи, Золотых песках (Болгария) и на Голанах (Израиль).
Как всегда, от первого лица излагаю непростую историю любви двух непростых людей.
Тернистый путь любви.
- Вот, например, я, - задумчиво начал Старик, в пятый раз подпалив зажигалкой потухшую сигарету, - я женился три раза, а все без толку.
- Это как же так? – хмыкнув, удивился Друг. – Что значит без толку?
- А так. Лучше бы не женился вовсе.
- Ты, братец, не с той ножки встал сегодня или тебе надоело здесь сидеть и слушать всякую муть? – включился я в беседу, - или уж скажи честно, что тебя эта жратва не устраивает?
Мы сидим в пятизвездочном отеле David Intercontinental, который расположен рядом с морем на набережной Тель-Авива, в 15 минутах ходьбы от Старого Яффо и в 10 минутах от центра города.
Кратко об отеле можно сказать так (это написано на бумажке):
В нем 600 номеров. Все номера с видом на море.
В номерах: кондиционер, мини-бар, телефон, телевизор, сейф, фен. К услугам проживающих: рестораны, бары, бассейн, сауна, массажные кабинеты, центр здоровья.
Большой конгрессный центр. Услуги для бизнесменов.
Из этой информации отберем следующее: Конгрессный центр и ресторан. Остальное оставим на потом.
На когда нибудь. На попозже. То есть, на другой раз.
Так вот. Сидим мы в ресторане. В перерыве конференции, которую каждый год закатывает фирма, поставляющая на мировой рынок модификации компьютерной программы Solidworks для конструкторских разработок.
И болтаем за жизнь.
Должен сказать, что место, где мы сидим, довольно странное. Представьте себе огромный глубокий колодец этак триста на сто метров и высотой в несколько этажей. Одна стена колодца – это гигантское окно, а три другие – все в ярусах, куда выходят двери гостиничных номеров. Такое странное архитектурное сооружение.
Сидим мы в перерыве между презентацией модифицированной программы и работой в различных секциях конференции.
- Трижды женат, и все зря, что ли? – допытывался Друг.
- Выходит так. – Старик хмуро ковырялся вилкой в громадном салате, состоящем из кучи ингредиентов, которые он по жадности набросал со шведского стола. – Вначале любовь, страсть, голубые глаза, духи и концерты, а потом фартук на кухне, голова болит вместо секса, стирка и глажка. Фу. Надоело!
- А чего же ты хотел? – вставился я, - чай не на Марсе живем. Кушать надо, стирать надо, хоть залюбись вдрызг, хоть не люби совсем. Но ты же менял жен не из-за этого, Старик! Надоедали они тебе или не находил общего языка? Или как?
- Ага. Или как. Вроде поначалу любовь….А впрочем, я повторяюсь. Не знаю, что сказать. Непруха, похоже. Невезуха мне с бабьем.
Прозвеневший звонок дал понять, что перерыв окончен и надо расходиться по секциям, изучать новые веяния, которые выдумала фирма, чтобы завлечь в свои сети новые волны инженерного, научного и менеджерского контингента.
- Чой-то идти неохота. – Друг с кряхтением потянулся, вскинув руки. – Как правило, они там высасывают из пальца новшества. Неинтересно. А меня разморило после жратвы. Не пойду. А, кстати, Дока, ты чего молчишь по теме? Расскажи, не стесняйся, здесь все свои!
- Да вы все про меня знаете, - я постарался ускользнуть от довольно больной для меня темы, - ничего нового я не скажу. Хотя здесь, за этим столом я, пожалуй, останусь вместе с Другом. Уютно здесь и душевно.
- Нет, ты все же выдай пару мыслей про любовь, - Старик посмотрел мне в глаза. – Ты ведь темнишь, парниша. Не выдаешь секретов. Кинь пару идей, может, мне пригодится!
- Э-э-э, - начал я по просьбе трудящихся. И замолк.
Все всколыхнулось во мне снова.
Довольно поганое ощущение. Сам не понимаю, почему.
Наверно, дело в том, что где-то в глубине души я хотел бы, чтобы у меня было так же, как у счастливцев, которые встретились в юности со своей единственной и любимой, пронесли это чувство через всю жизнь и умерли в один день.
Вон, говорят, Лафарги, дочь и зять Маркса, так и сделали: вместе прожили в любви до семидесяти лет, поняли, что старость – это плохо и тяжело, да и распили на брудершафт ядку, закончив бренное существование, как Ромео и Джульетта, только прожив подольше.
На благо мировой революции. Эх.
Не так у меня получилось.
И хотя я вполне счастлив на данный момент, но ощущение, что полжизни потрачено на чужого, фактически, человека, отравляет печенки с селезенками.
- Ладно. Раз пошла такая пьянка, - сказал я, - подбрось-ка мне вон ту зелененькую чертовщинку из блюда, и я попробую, помолясь. Вкратце. Потому что надо заскочить на пару минут на одну из секций. Положение обязывает.
Так вот.
Вам уже известно, что женился первый раз я по большой нужде. А именно, залетела-с!
Оно, конечно, такие факты случались и раньше, но там были чисто клинические случаи с полублядями, а потому вопрос решался легко и непринужденно, причем с обоюдного согласия: не хочешь жениться – сделаю аборт, и все дела.
Конечно, это было не серийное мероприятие, но несколько раз было.
А в случае с женитьбой случилось так, что я сам это предложил.
Гуляли мы около полутора лет, потом при очередной встрече пошли слезы:
- Я поеду в Ригу, у меня там тетка, я сделаю там аборт…
К слову, как потом выяснилось, никакой тетки нигде не было, а это была чистой воды провокация, охмурение и давление на психику.
Но она мне нравилась внешне - красивая девочка была, причем полная мне противоположность: я – нервный, реактивный, шустрый, а она – само спокойствие и наплевательство на все и на всех.
Как потом оказалось – на меня тоже.
Поженились, родили. Началась семейная жизнь.
Так сказать. Как говорится.
А на самом деле, началась, а точнее, продолжилась, чепуха.
У меня из головы не выходила та, сильная, давящая меня то ли любовь, то ли болезнь.
Да, да, та самая, черноглазая, толстая, бесформенная, издевающаяся надо мной и залезшая в душу надолго, Рита. Которая ввергла меня в жуткую депрессию.
Собственно, ввергла-то меня и Рита, и эта женитьба на серо-голубоглазой, которой я хотел выдавить из себя Риту, и неудовлетворенность собой, своим еврейством, своим внешним отличием от окружавшей меня массы народу, короче, комплексовал я по полной программе.
Потом стали добавляться другие комплексы, потом выяснилось, что между мной и женой ничего общего нет, кроме койки.
Потом я стал ей изменять, стараясь подавить комплексы, потом запутался окончательно и свалился с неопределенным диагнозом в реанимацию с последующими пункциями и лекарствами и дичайшим нарушением функций организма, в том числе, расстройством сна на много лет.
Но я вам об этом уже докладывал, господа присяжные.
Прошу поднять еще по рюмашке за наше за всеобщее за здоровьишко! Лехаим!
Продолжение следует.