Михаил Жванецкий с Романом Карцевым, почитай, всю жизнь вместе прошли. Долгую-долгую жизнь. И чего там только не было…
А начиналось все это так — рассказывает сам Михал Михалыч:
«У нас всегда что-то хорошее начинается со смертью вождя. По крайней мере, в нашей стране. После смерти Иосифа Виссарионовича, мы как то, не скажу, что сразу осознали… Не сразу стало легче — нет. Наоборот какое-то время все были подавлены и вдруг мы почувствовали, что … ну вот руководство говорит: давайте что-нибудь веселое. Мы что-то такое начали писать, а оно и пошло – весело.
Мы что-то стали говорить со сцены… и пошло. Ведь в институте вдруг никто не стал не лезть в это, не запрещать это, не разрешать это, вообще этого касаться. И полно народу и люди полезли через забор, причем не люди, а красивые женщины полезли через забор. А забор высокий в Одесском институте инженеров морского флота, очень высокий. А там, напротив «Иняз» или «Лингвин» он раньше назывался… ну, и было раздельное обучение – у нас все мальчики, у них все девочки. И они полезли через забор.
И мы тогда поехали куда-то на пароходе, самые активные. Ни с того ни с сего. И попросили: а можно у вас взять иллюминацию на пассажирский пароход? А те сказали: да, что, дай им… они студенты морские. И дали. Мы повесили сами эту иллюминацию в парке. И к нам с забора прыгали девушки, мы ловили их и это уже было большое удовольствие. Там парк у нас небольшой и впервые он был иллюминирован. Вот казалось бы такие грустные дни и всем стало так весело и хорошо. И вот тогда мы пошли прямо и смело в Горком комсомола, который тоже вдруг оказался нормальным, человеческим Горкомом комсомола. А чего вам ребята? А мы говорим, а что если сделать городской, вот такой же как у нас в Водном институте клуб? У нас танцы и спектакли и полно народу и мы сами пишем и читаем… чего бы не сделать? Он говорит: а подвал в Доме Политпросвещения вас устроит? Мы говорим: вполне.
И нам дали большой подвал и мы в этом подвале что-то репетировали. Потом нам дали сцену «Дворца студентов» и там собрались со всего города такие же студенты как мы. Ну, как собрались? Мы отбирали самых талантливых. Опять никто особенно не разрешал и не запрещал. Нас человек пятнадцать образовали такой театр. Я и еще двое писали тексты, и кто-то сказал, что есть, ребятки, такой паренек – очень талантливый. Живет на улице Гаванной и делает маски, т.е. репертуар Райкина. Мы его пригласили. Он действительно, пришел с чемоданчиком, в нем были маски. Стул поставил и точно как Райкин, отворачивался, одевал… Мы сразу почувствовали – человек очень способный. Ну, хорошо. И вот он стал главным артистом, потому, что у нас талантливее, чем он не было.
Наш театр мы назвали «Парнас 2» потому, что «Парнас 1» был в Древней Греции. Тексты писали мы сами: я, Горик Коф и Дорик Маковецкий. А Рома изображал то карманника какого-то, то алкоголика и ему все это до того удавалось, что когда в Одессу приехал Райкин, он взял и случайно посмотрел наш спектакль. А потом взял и что-то сказал нашему знаменитому одесскому конферансье Астахову. А тот взял и как-то разволновался. Райкин уехал в санаторий им. Чкалова, где он жил тогда. Аркадий Исаакович, не взирая на всю сатиру, жил только в правительственных санаториях. И Астахов что-то сказал Роме. Рома потерял дар речи, никому ничего не сказал, просто остолбенел. И только мне, как автору и своему старому другу шепнул: Райкин пригласил меня завтра в санаторий им. Чкалова на разговор. Он мне страшно испортил настроение, потому что зависть – это нехорошее чувство. Я понял, что что-то там произошло…
Я значит сменным механиком в порту, в этом трюме, в угле весь, даже глаза черные. Красивые глаза, кстати, от угля. Ждали мы все. Телефонов ни у кого не было. Только у Роминого соседа прокурора Козуха. Так вот, Рома вернулся и говорит мне: там такое было, ты представляешь, Астахов был, Аркадий Исаакович выкатил большой арбуз, разрезал, угостил нас всех арбузом, потом дал мне типографски отпечатанное заявление о приеме на работу в театр. Мне осталось только фамилию вписать. Я написал: Кац, он сказал – нехорошая фамилия для нашего театра. Зачем нам дразнить, в конце концов, население? И так с ним у нас взаимоотношения нелегкие. Значит, Карцев пиши. Роман Аншелевич Кац – Карцев подписал это заявление и пригласил Аркадия Исааковича на обед, домой. Аркадий Исаакович, конечно же, согласился.
Рома жил на первом этаже. И мы все, человек пятнадцать, прильнули… расплющенные лица, просто, в окно. Мы увидели совершенно роскошного Аркадия Райкина, в костюме кофе с молоком, платочек, рубашечка, галстук, высокий, стройный, седая прядь. Все ему садитесь, сюда садитесь, нет сюда садитесь, отец слетал за газированной водой… что-то очень холодная, надо потеплее, нет это совсем теплая… опять слетал и кто-то из нас слетал. Водочку? Нет, водку не пьет. Вынули шампанское, вино… На этом обеде они договорились о числе и этого числа Роман Карцев отбыл из Одессы»…
источник