Все-таки надо начать с того, что Юля – еврейка, а Халид – кавказец, как сейчас принято говорить.
Он сам называл себя иногда черкесом, иногда дагестанцем, но в округе его звали татарином.
Национальная составляющая в данном случае важна, потом поймете почему.
Любовь меж ними вспыхнула искрой в том возрасте, когда справиться с либидо было уже невозможно, и надо было срочно спариваться!
Так, во всяком случае, она мне разъясняла причину их связи, а затем и супружества.
- Это было свыше моих сил, - жаловалась Юля, - Терпеть постоянный, круглосуточный зуд там, в глубине.
Сначала она активно изучала эту проблему на своих юных братьях, но те были настолько малы, что она физически ничего не ощущала при совращении этих мальцов.
Она была хороша в шестнадцатилетнем возрасте, белокура, что редкость у евреев, стройна и энергична.
Светло-голубые глаза на бледном, всегда без загара, лице.
Халид же был соседом по улице, пять минут ходьбы.
В молодости он уже помогал своему отцу–лудильщику посуды, потом он слесарил, потом еще что-то по-простому, по-рабочему. Но парень был хорош и пригож: крупный лоб, большие горячие кавказские глаза и прямой короткий нос, чуть свернутый в боксерском поединке.
Любовь они закрутили бешеную, с обоюдными признаниями в слезах, с криками: Мне без тебя не жить! Если что – зарежу! А если ты чего – утоплюсь!
Интимно стали жить практически немедленно после знакомства, но в связи с отсутствием условий для встреч, обнимались в подъездах, у калиток, на лавочках и прочих неприспособленных для полноценного секса местах.
Перед рождением первенца зарегистрировались, несмотря на ужас и причитания и в еврейской и в мусульманской семьях.
- За что нас покарал Аллах? – вопили в одном доме.
- Хорошо, что мои родители умерли еще до этого позорища! – раздавалось из соседнего дома, пять минут ходьбы.
Бить он начал свою любимую уже вскоре после рождения второго ребенка.
Первым был сынок, вторая – дочурка, нежная и беленькая – в мать.
Сначала запустил в жену тарелкой с салатом, якобы недосоленным, в присутствии членов семей и гостей – человек пятнадцать было за столом.
Попал частично – только тарелкой по зубам, салат разлетелся в полете.
Причину взрыва тут же объяснил собравшимся: согласно закону восточного гостеприимства нельзя подавать салат недосоленным!
Наказание, согласно тому же закону, незамедлительное!
Потом побил за неправильно сказанное слово. Затем побои вошли в семейный катехизис прочно.
- Чего ты терпишь? – интересовались близкие и свидетели.
- Ах, - отвечала Юля, - он такой мужественный! Я так его люблю!
Потом, лет через пять, поняла, что мужественность – это не обязательно салатом в морду, и стала изменять любимому красавцу.
- Брось ты его! – убеждали близкие и свидетели.
- А как же дети? И потом, он уже почти не касается меня, а все больше пугает. И потом, я уже привыкла. И вообще, а другие лучше?…
Время шло, дети росли.
Юля стала внимательнее оглядываться по сторонам и вдруг поняла! Поняла все!
И пустилась во все тяжкие!
Молодые люди от двадцати лет и до шестидесяти стали интересовать ее очень даже.
Вероятно, информация об этом увлечении жены стала достигать ушей черкеса, как Халид любил себя называть в застольях.
Он не доверял, проверял, перепроверял, допускал это, не допускал, скандалил, вел себя ниже травы – тщетно!
Конспирация достигала необычайной степени секретности и высочайшей степени защиты от внешних посягательств – ни черта узнать толком он не мог.
Тогда он прибег к последнему средству, изученному преотлично в русском окружении – Халид стал пить.
Юля, вместе с повзрослевшими детьми, задумалась: что делать? Побои плюс пьянка, минус пропиваемая зарплата – дебет косил от кредита, сальдо получалось в пользу бедных.
И тут подоспела перестройка, потом голодуха, потом ворота раскрылись, и все знакомые ей евреи стали выпархивать их раскрытых ворот, уносимые новыми ветрами прямо в Землю Обетованную!
Ура! – подумала Юля.
Оформила документы на себя и детей и, как культурная жена, предложила супругу сопроводить семью на Ближний Восток, тем более, что там мусульман – море.
Черкес сморщил нос, выпятил губу и грудь и сказал: - Никогда! К евреям – ни за что, никогда и ни за какие деньги!
Что и требовалось доказать.
Плюнув на любимого мужа и отца, семейство двинуло в Израиль, оставив главе клана квартиру и дачу: - Подавись, мол, товарищ, пожалуйста!
И началась жизнь иудейско-мусульманской семьи в параллельных мирах!
Халид пустился в разгул, загул, раздрай и запил горькую.
Юля с детьми попала в Центр абсорбции, где стала кругами забрасывать невод и прочие удочки, чтобы словить карася пожирнее.
Дети росли, учили иврит, учились и работали.
Старший сын сокрушенно докладывал: - Я чувствую себя в Израиле, как в доме родном: мама – еврейка, а отец – мусульманин, почти как араб. На двух стульях сижу.
Потом все же стулья разъехались и он рванул в Канаду. Там, в Торонто, рядом с ним полно индийцев, китайцев, не считая евреев и мусульман.
Дочка же, с ненавистью вспоминая об отце – видела неоднократно побои своей матери отцом – не желает даже говорить о нем! Глаза разгораются, она бледнеет и ругает папашу матом.
Как-то, лет через десять после отъезда, по вызову детей Халид прибыл с визитом в славный город Кармиель, где семья еще жила в полном составе.
Правда, Юля, перебрав человек десять претендентов, выбрала сабру – местного пожилого израильтянина с большим кошельком и двухстраничным перечнем болезней в местной поликлинике, и стала с ним сожительствовать, да добро наживать.
Но главе семьи о такой мелочи не сообщили, и он, довольный, рассказывал (в девяностых-то годах!), что стал миллионером!
Сын спросил : - Миллион-то в рублях? Тогда здесь, считай, все миллиардеры!
Вернулся папаша ни с чем в свой город. Дети не пожелали вернуться, жена вообще промолчала.
Пить Халид стал пуще прежнего, опустился, несколько раз его находили милиционеры на лавочках вдрызг пьяного и приводили то в отделение, то домой – примелькался он им.
Потом появились у него новые друзья, которые в один прекрасный день ограбили его, избили, нанеся черепно-мозговые травмы. От чего он и помер.
Ни дети, ни жена не приехали на похороны. Хоронили соседи и Юлины родственники.
Сын живет в Торонто. Дочь замужем за хорошим человеком. Сейчас у нее трое своих детей. Мать довольна сожителем, с которым каждый год ездит в Европу, Америку или Канаду.
Точка.
Вот такие жили-были Ромео и Джульетта.
Вот так закончилась юная любовь, возникшая на гормональной базе и осложненная причудами национальных оттенков.
Хотя, конечно, такое случается иногда и при отсутствии расовых различий, и при сдержанном либидо.
Жизнь, одно слово!
А теперь жутковатое послесловие.
Там, наверху, я вскользь заметил:"Юля, перебрав человек десять претендентов, выбрала сабру – местного пожилого израильтянина с большим кошельком и двухстраничным перечнем болезней в местной поликлинике, и стала с ним сожительствовать, да добро наживать."
Дальше было так.
Двадцать лет прожила в Израиле Юля с мужиком, бывшим полицейским.
Дочка со всей семьёй тоже перебралась в Канаду.
Глава большой семьи Юля мечется между двумя странами, между детьми и фактически мужем, хотя и не зарегистрированным браком.
Два года назад рванула к детям, несмотря на его просьбы остаться. Он стар, болен. Но богат. Это её и держало до сих пор – он возил её по Израилю на отдых бесплатно, как бывший полицейский по льготным путёвкам, оплачивал ей поездки в Канаду, они вдвоём были за его счёт в разных странах по туристическим путёвкам.
А сейчас она всё же решила окончательно уехать к детям, бросив его доживать в одиночестве. Со своими детьми он почти не контактирует – жизнь давно разбросала их.
И вот.
Увидев случайно, что она в очередной раз пытается удрать от него к детям в Канаду, он выгоняет её из дома.
Она перебирается к подруге в другой город. Без средств к существованию. Живёт только на пособие от государственного страхования.
Кстати, забыл сказать. Ей сегодня 81 год. Ему 85...
Кроме того, он по своим старым связям перекрыл ей выезд из Израиля. Аннулировал договор, который они заключили двадцать лет назад, оставив её без прав на наследство и прочее.
Оба они крутые ребята. Он марокканского происхождения, упёртый и обиженный.
Она сильная женщина, заблудившаяся между двумя соснами.
Одна сосна - дети в Канаде.
Вторая - состоятельный мужик в Израиле.
Чем это всё закончится – не знаю...