Кое что о ремонте - Дока. Инженер ваших душ. — ЖЖ

12:16 pm - Кое что о ремонте

Я о ремонте квартиры, между прочим.
Ещё не спеты песни об этом занимательном занятии.
Еще не написаны стихи и поэмы.
Ещё не выдуманы симфонии и кантаты, оперы и балеты на эту тему.
А зря.
Дураки мы всё-таки.
Представьте, к примеру, балет "Побелка потолка в чулане"! Это же покруче Лебединого озера будет!
Па-де-де со стремянки!
Гран-батман-же-тэ с ведром краски "Суперкрил" белого цвета!
Упасть и не встать! А?
Какие лебеди? Причём тут лебеди?
Маляры, а не лебеди!





Я тут недавно ремонт делал в хате.
Ну, я – это громко сказано. Делал маляр, которого я пригласил поработать, пока я выдумываю всякую ерунду на работе.
Но ближе к вечеру мы с ним встречаемся и беседуем. За жизнь мы с ним беседуем.
А как же!
О чём беседовать вечерами с маляром, который ещё каких-нибудь десять лет назад работал начальником то ли СУ, то бишь, строительного управления в городе-герое Москве, то ли СМУ, что означает тоже Управление, но только строительно-монтажное. Это, в общем-то, неважно, какое управление, важно то, что маляр этот в прошлом управлял чем-то там крупным и большим! Так, во всяком случае, он мне сообщил, нанимаясь на побелку.
Не секрет, что в нашей алие девяностых годов практически все были в Союзе большими начальниками. Так, во всяком случае, все мы докладывали при приёме на работу в Израиле. Нанимаешься, к примеру, пол помыть в подъезде, а тебя и спрашивают:
– Ты чем, соколик, или соколиха, занимался там? – и многозначительно кивали головой вбок и назад через плечо.
– Большим начальником! – отвечали мы, и многозначительно надували щёки. И шли мыть полы.

Вот и мой маляр был там биг-боссом. А здесь злые израильтяне не дают развернуться. Максимум – разрешают помалярить.

Так что, сейчас он не управляет людьми, финансами и прочими большими понятиями, а управляет только кистью. А палитра у него – это потолок и стены у меня в хатке.
Но поскольку хатка относительно большая, метров этак сто шестьдесят о двух этажах, при давнем ремонте, а, следовательно, приличной загрязнённости, то работы много, а значит, и времени для наших вечерних разговоров хватает!

– Чего это ты, Володя, рванул из Москвы, будучи чисто русским человеком по факту и по паспорту, да ещё в Израиль, к сионистам? Какого рожна, собственно? Был начальником, явно не без башлей, квартира почти в центре столицы…
– Две, – поправляет меня Володя, стягивая резиновые перчатки и сбросив на кресло шапочку, сделанную корабликом из газеты "Маарив".
– Чего две? – не понял я.
– Квартиры две. Наша с Милой и дочкина с её долдоном на Нижегородской.
– Упс, нихрена себе, извини за специфический термин, аж две! Так ты и горя здесь не знал! Загнал там пару хат, здесь купил себе сходу на эти денежки хорошенькие хоромки, и не кашляешь! Молодец! А Мила – иудейка, если я правильно понимаю расклад? Средство, так сказать, передвижения по планете, не хочу обидеть, извини, если зацепил за печёнку ненароком.
– Да нет. Ничего. Я на это уже давно не обижаюсь. Другие у меня здесь обиды, понимаешь.
– Нет, не понимаю. Кто это тебя тут обидел? Кто посмел, мать его за ногу?

– У нас время есть? То есть, у тебя есть время? Тогда могу и порассказать про этих идиотов. Да? Тогда вот что…

Тут Вова-маляр, бывший большой начальник, а ныне пролетариат, понизил и без того слабые децибеллы голоса и, оглянувшись, сказал:
– Ты не подумай чего… я знаю, как ты любишь Израиль, я тоже его лю… уважаю, но, понимаешь, как бы тебе это сказать… здесь всё так плохо продумано, такие люди некультурные, они же все тут неграмотные, тут такие безобразия всё время…
– Ну так, дёргай отсюда, раз здесь всё так плохо. А, кстати, что плохо-то? Конкретно? Может, я чем смогу помочь?
– Да нет, ты меня не понял. Дело в том, что… Вот, смотри.

Я оглянулся.
– Куда смотреть?
– Да нет, ты не понял. Вот, например. Ольмерт. Он же ничего не понимает в политике. А его держат. Тьфу. Или, взять навскидку этих… как их?... всех левых. Они же всё хотят отдать арабам! Тут же в политике вообще никто не разбирается! Взять тот же Ирак или Иран. За голову хватаюсь! Ну, кто так ведёт дело?

– Фью… – мысленно свистнул я. Пикейный жилет экстра-класса! Пора менять тему.
– А вот я слышал, что в Хом-центре появилась белая краска с голубоватым таким, знаешь, оттенком…
– Ну, погоди! – тормознул меня б/у начальник СУ или даже СМУ. – Мы ведь затронули серьёзную тему! Больную, можно сказать. Ведь такая страна! А люди, тьфу! Непрофессионалы все! Вот, ты посмотри, как у нас постригли деревья… эти… как их?... не знаю на иврите… Или вот, например, взять коляски в супере! Половина ржавых!
– Володя, а при чём тут политика, если коляски ржавые?
– Да как ты не понимаешь, что рыба гниёт с головы! Посмотри, как распустили арабов! Ведь если допустят у Ирана атомную бомбу, то будет похуже, чем…

Я тихо материл себя внутренним голосом.
Каша-малаша в башке у маляра, вначале насторожившая меня, слиплась в его голове комками, водянистая на вид и склизлая наощупь, как мне это мысленно показалось!
Надо было затыкать этот фонтан.
– Вова! Расскажи лучше о себе. Ну её, эту политику! Что было в Москве десять лет назад? Чего вы снялись оттуда? Жена работала? Дочка работала? Ты был начальником? Зачем русскому человеку ехать в Израиль? Вот чего я не ущучиваю!
– Эх, ты… Я вижу, что и ты в политике слабак. Не понимаешь простых вещей. Ладно, скажу. Милка у меня еврейка, ты знаешь. Дочка не поймёшь кто. Там она числилась русская, но замуж, дура, вышла за еврея. За балбеса. Но он там работал инженером. Да! Конструктором. Где-то, то ли в швейном деле, то ли в электронике, не знаю, врать не буду. А она сама, дочка, значит, преподавала музыку в училище.
Потом, сам знаешь, работы не стало, они посидели без работы два года у меня на шее, да и решили рвануть сюда! Идиоты! Нет, ты не думай, я Израиль люблю… не то, чтобы люблю, но всё же… там хуже. Было. Тогда. А сейчас – не знаю. Был я там в прошлом году. Плохо там. Мне не понравилось. Злые все. Бегают. Индивидуалисты все стали. Как здесь. А здесь… Вот, например, Барак. Или Нетаниягу. Ну, что они понимают в политике? Это видно невооружённым глазом. Вот вчера по русскому радио сказали…

– Погоди, погоди. А жена чем там занималась?
– Так она же ученая! Кандидат наук. Химик. Работала в лаборатории. Чего-то там … эх, забыл, как это называется…
– А здесь она где работает?
– А нигде. Дома сидит с внучкой.
– А язык у вас как? Иврит?
– Да никак. Мы же приехали уже за пятьдесят. В голову нихрена не лезет. Ни мне, ни ей. В супере полно русских на кассе, в поликлинике сплошь русские врачи, на базаре арабы шпарят по-русски, кому он нужен здесь, этот иврит?
– А читать, писать?
– Да ты что? Нафига? Кому писать, зачем? А читать… Всю почту дочка читает. Она помоложе, выучилась. Только домашние дела у неё швах…
– Что так?
– Ну а так! Того лаптя, которого из Москвы привезла, она выперла через четыре года. Я ведь, когда продал там две квартиры, купил здесь большую пятикомнатную квартиру. Записал на дочку. Машину купили. Тоже на дочку записал. Внучка всё же есть. Жалко. Так она чего этого раздолбая выгнала-то? Ни рыба-ни мясо он. Там не мог работу найти, а здесь тем более! Сидит дома в тапочках. И жрёт. А она бегает, музыку здесь тоже преподаёт по-частному. Вот. Выгнала, значит придурка одного да привела в дом второго. Местного. Марокканца, блять. Он старый, лет на двадцать её старше. У него семья, четверо детишек. И ещё он блядун жуткий! Чуть что – смотрит налево. Она его уже и выгоняла раз десять, и вещички его выбрасывала, а всё одно назад принимает. А потом и забеременела. Да и родила. От него, от марокканца этого! Он, значит, бегает туда-сюда, то в семью, то от семьи сюда, никак остановиться не может, а бабье сердце, знаешь, дурное, она его и впускает к себе. Мы с жинкой уже извелись, стыдно и противно, а лезть к дочке в душу не хочется. Так и живём.
Но ты меня сбил.
Я ведь про что хотел тебе рассказать? Про неправильный политический курс! Ведь смотри, что делается! Бездумные люди в парламенте у нас сидят…
– Это ты про Израиль или про Россию?
– Про Россию, конечно! Только себе хапать в карман! Только себе! Да и в Израиле тоже. Вот по русской радиостанции вчера как раз выступал этот… ну, как его? Так он что сказал…
– Погоди, погоди, а ты не пытался по специальности устроиться?
– Да какая там у меня специальность? Техник-строитель. А полжизни в ЖЭКе проработал…
– В ЖЭКе? А как же строительное управление? Ты, вроде, говорил…
– Ну, да. В ЖЭКе от строительного управления. Ты не понял! Я же тебе русским языком объясняю, что в ЖЭКе, а ты никак не поймёшь! Вот ты, вроде, грамотный мужик, вроде, инженер, учёный и прочее… Знаем мы вас, учёных! Ты вот зачем читаешь на этой банке, что написано про клей-цемент для облицовочной плитки?
Я это всё своими руками выучил! Без всяких там ивритских каракулей!
– Так тут написано, что слой клея должен быть от трёх до восьми миллиметров, а у тебя вот здесь я вижу миллиметров двенадцать на глаз…
– А!! Так ты мне не веришь? Вот-вот, все вы тут такие! Нас как гнобили там, так и здесь продолжаете…
– Тпррру! Фу! Ты о чём это, начальник СУ или даже СМУ? Или наоборот, начальник СМУ или даже СУ?...
– Нет, нет… Это я просто так… Я же про политику! Какая она здесь у вас неправильная!

– Ты здесь сколько лет, начальник ЖЭКа? – спустил я собеседника по служебной лестнице, – десять, говоришь? А почему тогда "у вас"? Ты что, не местный? Десять лет – не баран чихнул! На двух стульях, что ли? Язык бы учил, работу бы по специальности нашёл…

Эх, напрасно я это сказал!
Володя молча встал и засобирался.
– Да ладно тебе, Володя! Не обижайся! Я же пошутил. Не надо учить иврит, без него перебьёшься. Не ищи работу, она у тебя в руках! Всё путём, поостынь.
Вижу, прислушивается мой маляр к тону, к словам, к смыслу – и успокаивается понемногу.
А я подливаю елея:
– Конечно, политика неправильная, политики идиоты, кругом безобразия…
Во! Пришёл в себя человек, за кисть взялся!
И уже весёлым голосом добил меня:
– Ну, а я что тебе толкую! Все они воры! А потом, посмотри, надо было арабов всех повыгонять, бросить атомную бомбу на Асуанскую плотину, потом… Я же в политике понимаю, хоть и не учёный или инженер какой! Ты вот посмотри телевизор и послушай радио! Всё кругом плохо! Ну, чего не коснись! Включаешь радио – и тебе на голову падает помойка! Тут воры, там убили кого, эти растратчики, другие развратники!

– Это да! Вот то ли дело было в Союзе, а? Включишь радио – всё замечательно, хоть под это радио подставляй кошёлку! И тебе урожаи высокие, надои огромные, и тебе заводы гигантские и деревни показательные, и тебе космос, и тебе загнивающий Запад! Красота! Правда, из дома выйдешь – подъезд зассан, мужички во дворе в спортивных штанах пиво пьют вместо работы, в магазинах – только водяра! Вот где было хорошо! Да ведь, Володя? А здесь по радио всех поливают, камня на камне не оставляют, а войдешь в Гранд-Каньон в твоей Хайфе – и глаза нараскаряку и слюна по подбородку! Ты, Вова, бросай слушать русское радио и смотреть русский телевизор! Поучи лучше язык страны, в которой живёшь, поучи её историю, почитай про её войны за свою независимость, да поезди по этой стране! Ты же её толком не знаешь. Не видел. Не понимаешь, чем живет этот народ.
Неинтересно тебе, да? Запутался ты совсем. Всё принимаешь за чистую монету! Давай-ка, свожу я тебя на Кинерет да на Голаны, в Латрун и Иерусалим. Согласен?

Молчит Володя. Пыхтит, размешивая краску. Обиделся по-новой. Почему такие кадры обидчивы до чрезвычайности? Обгаживать всё вокруг – это можно, но замечания в свой адрес воспринимают как кровную обиду!

А я гну дальше свою линию:
– Здесь, как и везде в мире, общество расслоено. В каком слое ты? Отдаёшь себе отчёт?
Не суди всю страну по своему окружению! С кем ты общаешься, посмотри! Ты же грамотный мужик! Как ты можешь судить миллионы людей, прошедших здесь через столько войн, чтобы сохранить страну для того, чтобы ты, Володя, смог бы приехать сюда, прожить десять лет и обгаживать её? Ты же в упор не понимаешь, кто такие израильтяне, живущие здесь в третьем, пятом поколениях, которые…
– Ладно, Дока, кончай мне лекции читать! Я плохой, ты – хороший. Ясно. Всё мне ясно. Мы неграмотные, вы – умники!
– Да как же ты неграмотный? Начальник ЖЭКа?
– Ну и что? Я не начальником был, а бригадиром сантехников, ну и что?
– Так ты же сам мне сказал, что ты там… А, впрочем, это неважно. Давай, бросим эту тему. И ещё. Брось ты рассуждать о политике! Ты что, Гарвард кончал? Или Оксфорд? Это, Володя, университеты такие. Там как раз учат разбираться в политике. А то у нас каждый-любой считает себя … Это дело – самое сложное из всех существующих наук, скажу я тебе! Потому как от политики зависят судьбы миллионов людей. А мы лезем своими грязными дурными пальцами указывать, с кем воевать, с кем дружить, тот неправ, этот прав!
Вот, лучше скажи мне, если здесь покрасить жёлтым, то… .

Короче, докрасил он мне все помещения, залатал все дырки в стенах и мы мирно разошлись.
Вот что значит научно-психологический подход к вопросам абсорбции бывших начальников то ли ЖЭКа, то ли СМУ, а может быть, даже СУ!
Которые абсорбировались десять лет, абсорбировались, да не доабсорбировались!
Ишь ты, скороговорка какая хорошая получилась!

Так что, насчёт оперов и балетов, кантатов и симфониёв погодим малость…
Вот научим маляров малярить, политиков политиканить, сапожников сапоги тачать, а пирожников пироги печь, – тогда и запоём кантаты и симфонии, а также запляшем оперы и балеты!
Только так!