Из моей книги "Циклотимия"
Цикл. Ужастик-2.
Интересная баба эта Томка.
Во всех смыслах. Во-первых, красивая, яркая, броская. В ней мешанина армянской, русской и еврейской кровей бурлит и прет наружу, цепляя всех, кто попадает под обстрел ее небольших блестящих глаз.
Пройти мимо нее невозможно, не окинув взглядом короткую стрижку пышных черных волос, спортивную фигуру и всегда элегантную одежду.
Как-то, было дело, зацепился взглядом и я.
На пятом курсе, когда голова только лишь наполняется умными мыслями, а все жилы и главная из них уже переполнены эротической мощью и требуют немедленного извержения, я и встретил ее.
На очередном студенческом сабантуе в общежитии после танцев я затащил ее в чью-то комнату, долго возился, а она, прихохатывая, томно говорила, понарошку отбиваясь от меня:
- Ну чо я такого сделала? Ну чо ты?
При этом слово «чо» она шепеляво произносила «тьо», а точнее – мягко так «тцьо» и прижималась как бы невзначай. Чуть было не сказал: «невзнатцьяй»!
Хорошая девка. Хотя, какая девка?
Впервые она выскочила замуж в семнадцать лет. По нужде. Подзалетела нечаянно. Бросила тюхтю-мужичка через год.
Потом вышла замуж за сокурсника, которого кинула года через два.
Потом снова и снова – пять раз.
Я ее как-то спросил:
- Томка, зачем тебе каждый раз замуж выходить? Живи так.
- Нет, Дока, ты не понимаешь. Я так хочу. А тцьо я такого делаю? Тцьо?
И прищуривалась так, что мне снова хотелось затащить ее куда-нибудь немедленно.
По распределению мы попали на авиационный завод.
Временами случайно встречались, но без секса, по-товарищески.
Я жил спокойной размеренной жизнью, женился, а она продолжала бурлить и кипеть в котлах, которые сама и заваривала.
То смотрю – идет под ручку с молоденьким парнишкой, то – с товарищем в годах. Ну, думаю, пошла Томка по рукам.
Ладно, мне-то что? Не мое дело.
С Толиком я ее познакомил на стрельбище.
Дело в том, что я любил пострелять из пистолетов «Стечкина» и «Марголина», но выше второго разряда не поднялся.
Она же за три года стала мастером спорта.
Толик приехал из Ленинграда по распределению и стал работать в одном отделе со мной. Он был заядлым охотником и рыболовом, я же терпеть не мог эти дела, но нас сблизил Ильф, которого я цитировал наизусть целыми страницами, а Толик меня иногда уточнял.
На Томку мой новый приятель положил глаз немедленно, быстро завоевал ее внимание и женился на ней.
Это был его первый брак, у нее – пятый.
Симпатичная пара прекрасно смотрелась. Каждый вечер они под ручку выгуливали огромную псину – немецкую овчарку, которую Толик таскал с собой везде, а уж на охоту с рыбалкой – непременно.
Однажды поздней осенью, в середине сентября, они собрались в отпуск.
- Куда на этот раз? - спрашиваю
- О-о-о! – протянул Толик, - на этот раз будет шик и блеск! Едем на Алтай рыбалить, на озеро. Там на заимке Вовка живет, друг мой институтский. Бросил он науку, бросил инженерить, уехал туда с женой и живет в единении с природой вдали от шума городского. Устроился егерем в каком-то лесхозе, что ли, точно не знаю. Вот, зовет поохотиться, порыбачить на озерце.
- Так холодно же, вы что! Бррр.
- Ну ты – сибарит, а мы с Тамарой любим эти занятия! Да, Томочка?
И Томочка, прижавшись к мужу, замурлыкала, загадочно глядя на меня щелочками глаз.
Они уехали. И пропали.
Ехали на пару недель, а через месяц родичи забили тревогу.
Спрашивать кого? Тот друг жил на безлюдьи. В лесхозе, до которого дозвонились-таки, ничего не знают.
Отец Толика – ко мне: - Помоги, выручай!
Попросил я у директора вертолет.
Не дал. Дорого, говорит, бензину много сожжешь.
Взял я отпуск за свой счет и с Томкиным братом полетели в те края.
Добрались до лесхоза этого.
Показали нам дорогу на озеро. А помогать никто не стал. Во-первых, все пьяные, а во-вторых, им до лампочки какие-то чудилы, которые сдуру сбегают из города и селятся в одиночестве черт те где. Ну их, свихнувшихся интеллигентов! Нам они объяснили, что, вероятнее всего, сбежали ваши, мол, друзья обратно в город! И не отвлекайте людей от важных дел!
Но машину я выпросил.
Снежный Алтай – это красиво! Горы, горы и горы вокруг тебя, тишина да морозец легкий нос да щеки пощипывает. Снег, белый, пушистый уже укрыл землю местами, а колючий ветерок поднимает завихрениями горсти и кидает на стекло машины. Дорога тоже промерзла и ее бугристая поверхность трясла наши души при попытках повысить скорость.
Заимку мы быстро нашли, но там никого не было.
Озеро было недалеко и минут за двадцать мы до него добрались.
Пустынно. Тонкий ледок уже сковал его поверхность вблизи берега.
Никого.
Мы попытались поехать вокруг озера, но дороги не было и мы пошли пешком: может быть, найдем что-нибудь? Хоть какие-то следы?
Примерно в сорока минутах ходу я заметил вдали, на берегу что-то темное.
Мы рванули.
Вмерзнув в припай – так называется ледяная кромка, запорошенная почти полностью снежком, лежала Томка. Наполовину в воде, наполовину в припае.
Прищуренные остекленевшие глаза спрашивали:
- А тцьо я такого сделала? Тцьо?
Больше никого мы не нашли.
Следствие показало, что, вероятнее всего, лодка, на которой плыли вчетвером, была перегружена, зачерпнула бортом воду и пошла ко дну. Люди, одетые тяжело, по-зимнему, утонули. Собака, привязанная, вероятно, к руке Толика, не смогла выплыть и утонула тоже. Томка, относительно легко одетая, смогла доплыть до берега и, обессиленная, вмерзла в припай.
Глубина озера в этих местах – несколько сот метров. Дно – илистое.