- Привет! Где тут девятая палата?
Мужик лет сорока отставил в сторону утюг, неторопливо провел рукой по отглаженной штанине и внимательно осмотрел меня.
- Новенький?
- Ага.
- Вон, за углом вторая дверь, - и отвернулся.
- А ты чего это пижаму гладишь? – спросил я.
- Так сегодня вечером в гинекологии танцы! Ты вещички-то положи, да погладься тоже.
Глаза его смеялись, но даже подобия улыбки не было на лице.
Потом я узнал, что лет десять назад в армии он свалился с танка, ударившись головой о камни, и с тех пор его мучили дикие головные боли, причем во время приступов, а я с ужасом потом наблюдал их, врачи и медсестры кидались к нему со льдом, он их отбрасывал и орал, чтобы принесли грелку с кипятком, который необъяснимым образом ему помогал.
В палате, кроме меня, было двое лежачих.
Я просил доктора положить меня в тихую палату, без храпунов и идиотов, и действительно, здесь было тихо.
Одному парню было лет тридцать, он много лет страдал варикозным расширением вен, вылечить его не могли, и он не вставал с постели.
Толковый был парнишка, читал наизусть Есенина и печально смотрел красивыми карими глазами.
Молодая медсестра, влюбившись в него, при любом удобном случае заскакивала в палату, поправляла постель и тихо гладила ему лоб и щеки. Я старался выйти из палаты в это время, а третий больной отворачивал голову и закрывал глаза.
Он не вставал уже лет пятнадцать, со времен Карибского кризиса. Раз в год его привозили в эту больницу, штопали и ремонтировали и снова возвращали в свой совхоз, где он разводил лис и соболей. Звали его Володей.
В больнице не принято влезать в душу и уточнять диагнозы коллег по палате, но меня заинтересовали обрывки разговоров этих ребят, и я как-то спросил Володю, как его угораздило угодить в паралич обеих ног.
Рассказ его передаю по памяти близко к тексту.
- Я – военный моряк. Где только не ходил! И в Тихом и в Атлантике, и в Индийском, а гробануло меня в Северном. Ты хоть помнишь, что такое Карибский кризис или еще пешком под стол ходил мочиться?
Тогда Хрущ с сопливым Джоном схватился: кто кого ботинком затопчет-закидает-застучит?
Вот, значит.
Американы шли на нас половиной своего флота, ну и мы им навстречу пёрли! Злые были мы, как черти.
Сказано было, что вот-вот начнется мировая покатуха с атомными грибами и все в таком роде! Бля, мама не горюй!
Команда была не стрелять! То есть, все, конечно, расчехлено, но не стрелять! Не создавать инцидента и прецедента, так сказать. А туман, помню, был густющий! Носа своего не видать.
Короче, вломились мы в борт американу! Ё-мое, что было! Треск, шум, грохот! А потом вдруг я вырубился.
Оказалось, что от удара при столкновении мы ему половину надстроек покрушили, а он нам!
Кучу народу поубивало, а мне повезло: только хребет чем-то переломило, и все!
Ну, конечно, ноги и парализовало сразу.
Вот так, муха-бляха. Но мировой войны не случилось и огня ни мы, ни американы так и не открыли.
Поцеловались только крепко да разошлись!
А потом доставили меня лечиться в госпиталь на Камчатку.
Лежал я там полтора года без толку, только червяки стали по ногам уже ползать – отмерли ноги-то.
Резать - не резали, а чувствовать я их так и не стал.
Узнали про меня на флоте, и, веришь, как вспомню – слезу пускаю...
Собрали моряки по рублю с носа! С разных кораблей, со всего флота! И купили мне Москвич инвалидный с ручным управлением!
Вот. А толку? Лежу ведь, а по мне червяки могильные ползают…
Никого из родни у меня нет – детдомовский я.
Но нашлась добрая душа. Ты Валю, медсестру, видел? Она за мной ухаживает. Так вот, она и давай меня из могилы поднимать, там, в Петропавловске. Мыла, чистила, возилась в этом гнилье, и вытащила с того света!
Она замужем, дочка у нее, а за мной, как за родным, ухаживает по сей день! Душа у человека. Да...
Я для нее стараюсь, как могу. Вот и пушниной занялся, чтобы ее отблагодарить. Обвешал ее соболями.
- Володя, ты женат?
- Да откуда? Кому я такой нужен?
- Погоди, а она?
- Я ж тебе говорю, она замужем, ребенок у нее.
- Так она просто так ухаживает, не за пушни...?
- Ну и мудак же ты, извини, парень. Я ж тебе в сотый раз говорю, душа у человека! Душа!
Меня выписали через десять дней.
Я уже шел на выход, когда меня обогнала тележка, которую с гиканьем катил вечно пьяный санитар Гриша.
- Стой, Гришка! – закричал с тележки Володя.
- Прощай, Дока, - тихо сказал он мне. - Еду на операцию, почку мне будут удалять. Смотри.
И он показал мне рентгеновский снимок, где на всю почку был виден камень.
- Все. Зарежут меня сейчас. Прощай.
- Да что ты, Володя, да ... Почек-то ведь две…
- Первую я оставил на Камчатке. Прощай.
Он молча толкнул Гришу, и тележка с грохотом полетела вперед по гулкому больничному коридору навстречу смерти.
продолжение следует