Если ехать от Назарета в сторону Хайфы через Кирьят-Тивон, то у кибуца Алоним надо повернуть направо и по узкому извилистому шоссе за несколько минут добираешься до места.
Сама дорога навевает душевное спокойствие и идиллическое настроение: с обеих сторон только лес из вечнозеленых деревьев, тишина и покой.
Мошав Вифлеем Галилейский (в ивритской транскрипции – Бейт-Лехем хa Глилит) смотрится продолжением этой дороги и ее прекрасным завершением.
Интересна его история.
В середине 19-го века известный в Германии богослов Кристоф Гофман создал секту Tempelgeselshaft, что значит Общество Храма, целью которой было спасение гибнущего человечества.
Они называли себя темплерами (в отличие от темплиеров – рыцарей времен крестовых походов) и стали переселяться на Землю обетованную для воссоздания ее святости.
Вначале была создана хайфская Мошава Германит, потом иерусалимская, затем в районе Нааляля, и, наконец, в 1906-м году в Нижней Галилее родились рядышком два поселка: Вальдхайм и Бетлеэм, первый из которых сейчас называется Алоней-Аба, а второй – мошав Бейт-Лехем ха-Глилит.
...стали подстрекать арабское население и бедуинов, живших в округе, против евреев, и в начале Второй мировой войны они были интернированы, а их имущество, в соответствии с договором о репарациях жертвам Катастрофы европейского еврейства, отошло в собственность государства Израиль.
Так, в год образования государства, примерно двадцать добротных домов, построенных темплерами, были заселены еврейскими семьями.
Мошав – это не социалистический кибуц.
Тут живут крепкие хозяева, занимающиеся животноводством: разводят мясных и молочных коров, цветоводством (розы и даже тюльпаны. Правда, спецы по тюльпанам понемногу перебрались в Голландию и в Африку, где растить выгоднее), выращивают саженцы плодовых деревьев и продают в Европе и Азии.
Мы стоим у памятника жертвам Катастрофы у Народного Дома в центре мошава.
Мы – это я и два восьмидесятичетырехлетних старика.
Эли – бывший профессор Техниона, ныне пенсионер. Он тяжело опирается на палку.
Яков – один из пионеров поселения, тоже, разумеется, пенсионер.
На стеле имена, даты и страны, города, города...
Больше всего – Польша, Лодзь, Краков, Варшава...
Чехословакия, Австрия, Германия. Брно, Освенцим, Лейпциг, Франкфурт...
- Это дети убитых и сожжённых поставили памятник своим матерям и отцам, - говорит Яков, житель мошава, - они, мои ровестники, живут тоже здесь. Им удалось убежать от Гитлера, а вот их родители не смогли или не успели.
За спиной у нас – Народный Дом, старинное двухэтажное здание из тяжелого серого камня, тоже память. О темлерах.
История плетет кружева...
- Пошли к Дову и Саре, - произносит тихо Эли, переминаясь с живой ноги на протез.
Триста метров отделяет памятник от серого, покосившегося камня, стоящего в центре небольшой эвкалиптовой рощицы рядом с детским садиком, из которого раздаются вопли подрастающей смены.
На камне выгравировано на иврите и английском:
קרן קימת לישראל
מגרש משחקים
בבית לחם הגלילית
ע''ש דב ושרה ניימן
Jewish National Fund
Playground in Bet-Lehem HaGelilit
Bernard&Elsa Neiman
Beverly Hills, CA, USA
По-русски вкратце: Бернард и Эльза Нейман из Беверли Хиллз в США в честь родителей вложили средства в детскую площадку.
- Вот еще память о трагедии. Дети помнят отцов. Сами давно в Америке, а память их жива. А внуки не хотят этот камень привести в порядок. Выровнять хотя бы, эх... - Эли вздохнул. – Люди, люди...дай Бог вам здоровья.
Потом мы сидели в доме Якова, пили вино Кармель и старики предались воспоминаниям. Я включил в голове память на запись и излагаю по мере поступления информации:
Оказывается, они знакомы между собой давно, с тех самых пор, когда в 1944 году оба стали бойцами Еврейской бригады английской армии и воевали в ее составе в Италии до самого конца войны.
Но если Яков демобилизовался в 1946-м, проехав пол-Европы по Италии, Швейцарии, Франции, Австрии и Германии на своем грузовике, обеспечивая продовольствием и медикаментами свою бригаду, то Эли, которому в октябре 45-го миной оторвало полноги, вернулся в тогда еще Палестину, стал учиться, учиться и учиться, и через какие-нибудь полтора десятка лет оказался в Америке, да не просто в Америке, а в Лос-Аламосе, где работал по термоядерной тематике в качестве профессора-химика.
Бывший шофер и отставной профессор Техниона, лучшего политехнического вуза Израиля, диплом которого открывает дорогу в лучшие вузы и предприятия Европы и Америки, пили вино, закусывая всякой всячиной, а я сидел рядышком и внимательно слушал, принимая на грудь и изредка вставляясь.
Старики изрядно загрузились, и лишь тогда я решил перевести стрелки с военной тематики на гражданскую.
- А вот из ряда вон выходящего много было в ваших странствиях? – спросил я скромно.
Первым взял слово Эли.
- Смотри, - сказал он, пригубив. – Ты ведь в курсе, что у меня протез?
Я кивнул.
- Так вот. В сорок пятом я был ранен. Ногу ампутировали. До сих пор меня мучают фантомные боли. Временами кажется, что ноет стопа или лодыжка. Дозу лекарств я увеличиваю с каждым годом. Это у меня главная память о войне. Но есть еще одна.
Звать ее Рахель, и ты ее знаешь.
Я снова кивнул.
- Так вот. В том бою мина рванула не только меня, но и фашиста. Мы оба, придя в себя от шока, орали, как резаные. Кровь текла рекой. У себя я видел это хорошо. Но и у него, валявшегося в десяти шагах от меня, она текла так же. Рекой. Мы смотрели друг на друга и ничего не могли сделать. Взрывной волной оружие раскидало в разные стороны. Потом мы оба потеряли сознание.
Очнулся я уже в госпитале.
Рядом сидела сестра, которая меня и вытащила.
С тех пор мы с ней вместе. Уже много лет. Трое детей.
Мы с женой побывали чуть ли не во всех странах мира. В Кении вместе охотились. В Андах мотались на джипах и на смешном тихоходном поезде. В Индии изучали основы буддизма. А в Австралии спокойно путешествовали. Одна дочь живет в Америке, вторая в Европе, а сын здесь, в Израиле.
Но дом наш тут. И никогда мы его не сменим на другое место. Здесь и умрем.
Так вот.
(продолжение следует)