Глава пятнадцатая.
Все главы по порядку смотреть здесь:
http://artur-s.livejournal.com/76482.html?mode=reply
Появились первые знакомые из олим хадашим – новых репатриантов, будущих сокурсников по ульпану.
Пошли первые шутки, связанные с перевиранием ивритских слов и смешными ассоциациями их с русскими сленговыми выражениями.
– Как тебе в этой стране? Скажи одним словом.
– Тов (хорошо).
– А двумя словами...
– Ло тов (нехорошо, плохо).
– А сможешь перевести на русский такие фразы (смотрит по бумажке):
– Хаверакнессет Муди Зандберг мудаг шеу мехуяв ле медина ки медина мехуевет ло. Ло нитан левацэа сиха кфише хуйга о лефи миспар ше хуяг ки чек шелахем дахуй.
– Ха-ха-ха, да не может быть!
– А это значит: Муди Зандберг, член кнессета, обеспокоен тем, что он обязан государству, ибо государство обязано ему. Невозможно осуществить разговор по телефону по этому но-меру или в соответствии с набранным номером, так как ваш чек отсрочен.
– Ну ты даешь, брат! Откуда выкопал?
– Сосед-ватик рассказал.
– А ватик – это что?
– Старожил.
Новая квартира находилась на одном из склонов возвышенности, вместившей в себя весь городок, отделенный мощной, в зелени, долиной от длиннейшего, километров сорок-пятьдесят, кряжа Кармель, известного с библейских времен, на котором расположилась красавица Хайфа.
А сам Кирьят-Тивон плавно переходит, с километровым перерывом, в Басмат-Тивон, деревеньку, где цивилизовались кочевники-бедуины.
Двух–трехэтажные дома, асфальтированные дороги, современные Субару, Форды и Мицубиси, как и у соседей-евреев, рядами теснятся по обеим сторонам улиц.
Телевизионные антенны частоколом торчат на крышах домов, заявляя об оседлом образе жизни хозяев.
Несколько раз после начала налета совсем новые израильтяне выходили на балкон, выходящий в сторону Хайфы, и наблюдали, как Скад приближался к городу, оставляя в небе инверсионный след, навстречу ему били Пэтриоты; в лучах мощных прожекторов хорошо были видны взрывающиеся белесые облачка на месте встречи ракет и брызги осколков, падающих на город. Батарея Пэтриотов была установлена у подножья горы, над отвесной стеной которой располагался живописный квартал, где стоял дом Гении.
По дороге показала Хайфу, ее нижний город со старинными домами, где живут арабы, мусульмане и христиане, и верхний, еврейский, где выстроены целые кварталы новых жилых домов с банками, торговыми центрами, больницами, причем все это утопает в зелени и покрывает всю гору Кармель, спускаясь террасами к морю, и лишь на самой вершине горы в гордом одиночестве высится небоскреб университета, в котором Гения работает вот уже десяток лет, возглавляя один из его ад-министративных отделов.
Спустились к морю.
Давид потрогал рукой воду: прохладная, градусов шестнадцать, купаться неохота, но какие-то ребята в прорезиненных костюмах катались на волнах прибоя на досках, делали серфинг, как прокомментировала Гения.
Рыбаки терпеливо топтались на огромных валунах, обрамляющих береговую кромку, и что-то неторопливо вытаскивали, складывая в корзины и рюкзаки. С моря во всей красе был виден на середине горы Бахайский храм, святилище религии, о которой сибиряки только здесь впервые услышали и охнули, когда узнали, что его стоимость вместе с содержимым составляет сто миллионов долларов.
Начавшийся в это время праздник начала весны Ту-би-шват подразумевал поедание в больших количествах сухофруктов, и здесь, у кромки Средиземного моря, в брызгах прохладного соленого прибоя, они навалились на изюм, сухие дольки бананов и апельсинов, финики, миндаль, грецкий орех, фундук, инжир, абрикосы, чернослив.
Потом, поднявшись на смотровую площадку на Кармеле, впитывали глазами панораму бескрайнего моря, взглядами очерчивали дугу Крайот – пригородов Хайфы до самого Акко и Нагарии, за которым уже невдалеке располагался самый северный мыс страны Рош-ха-Никра, что означает «сломанная голова», а дальше уже шел Ливан, а еще шестьдесят километров правее – горная гряда Голанских высот, а дальше – Сирия! Голова шла кругом от всей этой географии!
- Как тебе эта война, Гения?
- Да брось ты. Я потом расскажу тебе поподробнее, что мы здесь пережили в прошлых войнах! Не забуду, как моя дочь, Ронит, в войну Судного дня позвонила мне из Кирьят-Шмоны и рассказала, как она вечером переставила кроватку с маленькой дочкой из одного угла комнаты в другой, а ночью на тот угол обрушилась «катюша» из Ливана и разворотила его: там били прямо с горы по домам.
А что мы пережили, когда египтяне были уже в Тель-Авиве, а там живет Хана, наша старшая сестра, мы еще к ней съездим.
А когда наши танки схватились с сирийцами на Голанах!
Сосед рассказывал, он танкист, как его танк загорелся, они вдвоем выскочили, а еще двое так и остались там, и как они побежали, не зная, в какую сторону надо бежать, и попали в плен, и как потом сбежали оттуда...Ох, много чего было за эти годы! Мы тут закаленные, внутри уже нет страха, что будет – то будет. Но сейчас ничего не будет, уверяю тебя, постреляют, да и перестанут!
Не все еще понимал Давид на иврите, но мимика и интонации помогали понять главное: удивительный дух у израильтян; нет не только паники, но даже намека на нее, и это не показное, это сидит внутри людей, и их сила передавалась новичкам, приехавшим в непростое для страны время, не выжидавшим, когда все это кончится.
– А теперь поехали в кибуц к Ронит, она уже ждет вас!
Кибуц Эйн-ха-Мифрац неподалеку от Акко – типичное порождение израильского социализма. Примерно семьсот человек живут общинной жизнью, все делится поровну: работа, пища, заработок; при этом, работаешь там, где скажут – сегодня в коровнике, завтра на поле, послезавтра – куда пошлют. Денег не получаешь – все идет в общую кассу и распределяется по справедливости...распределяющих.
Но еда в столовой поразила: одних салатов типов двадцать пять – тридцать: тут и огурцы свежие и огурцы соленые, и помидоры разных размеров: от кулака до вишни, и свекла, и капуста, и баклажаны, и кукуруза, и капуста, и хумус, и морковь маринованная, и все это отдельно и вперемешку!
Мясные, рыбные блюда, конфитюры, фрукты свежие, фрукты маринованные, соки, воды, чаи и кофе разных сортов, чего тут только не было для удовлетворения аппетита утомленных трудами кибуцников! И это все можно есть доотвала, ну просто замечательно!
У Ронит четырехкомнатная квартира, которую она не оплачивает, и четверо детишек, которые от яслей до самой армии находятся на обеспечении кибуца, короче, почти коммунистический колхоз из запредельных мечтаний Ильича!
Правда, при последующих посещениях, Давид стал уяснять себе пагубные отличия кибуцной системы от нормального, свободного человеческого общежития. Суровые коммунальные законы воспитывали у людей жлобскую зависть и непреодолимое желание заглянуть в кастрюлю соседу; дети, воспитанные на кибуцной почве, подобно деревенским русским детишкам, всю жизнь потом, за некоторым, конечно, исключением, носили на челе печать заторможенности и боязни лихо вписаться в бурлящую, клокочущую жизнь города.
Типичный пример – муж Ронит, Дов, который и в сорок пять лет, будучи неоднократо отцом, сохранил, на удивление, не просто детскую застенчивость, а глубоко сидящий в этом огромном мужике с усами и бородой испуг перед суетливой городской жизнью, по которому даже в разношерстной городской толпе его, коренного кибуцника, можно легко и сразу вычислить.
Лубочное житие, задуманное социалистами первой волны русской эмиграции, разбивалось о суматошный капитализм, волнами технико-экономической революции бьющий снаружи и заставляющий обвешанный многомиллионными долгами кибуцный оазис заводить собственные заводы и создавать частные предприятия, дозволять своим «колхозникам» вначале подрабатывать, а затем и зарабатывать вне родных стен.
Но по-прежнему и в Ту-би-шват, и в Пейсах, и в Суккот, и в Рош-ха-шана на огромной поляне собираются все жители кибуца с гостями и со слезами на глазах смотрят на самодельной эстраде выступления детишек, поющих задушевные песни двадцатых-тридцатых-сороковых годов первых волн алии и подпевают, и подтанцовывают, ностальгируя по замечательным годам, когда и люди были добрее, и вода мокрее!
Но и здесь поражало полнейшее игнорирование народом военной обстановки в стране. Противогазы в нераспечатанных коробках, перекинутые через плечо, были как бы символическим атрибутом, не более того! По приказу командования все граждане обязаны были повсюду их носить и возить с собой, за неисполнение полагался штраф, но, к удивлению новых олим, этот приказ массово игнорировался!
В кибуце, так же, впрочем, как и в любом другом населенном пункте, тут и там были входы в подземные бомбоубежища, но и они использовались по назначению, в основном, в северных районах, близких к Ливану, откуда довольно часто били модернизированные советские «катюши», а сейчас, во время войны в Заливе, они практически пустовали.
В одной из поездок с Генией они, покружив по прекрасной, цветущей февральсой Галилее, возвращались из Тверии в Хайфу.
Когда подъезжаешь к этой северной столице страны с востока, некоторое время едешь по плоской равнине и прямо перед собой видишь резко возвышающуюся над ней гряду Кармель, снизу доверху испещренную кварталами города.
Зрелище вечерней Хайфы завораживает!
Справа – тысячи ярких огоньков зданий и сооружений нефтеперерабатывающего терминала, расположенного еще в долине, постепенно переходят в десятки тысяч огоньков, стройными и нестройными рядами поднимающимися и заполняющими весь горный массив хребта!
Это живет, работает, веселится и развлекается вечерняя Хайфа, несмотря на практически ежевечерние налеты!
Любуясь этим зрелищем, они вдруг увидели в небе прямо над городом вспышки разрывающихся снарядов. Это били Пэтриоты. Одна из светящихся точек, описывая встречную параболу, на их глазах упала у подножья горы на территории предместий. Они увидели всполох взрыва. Оказалось, что Скад упал на здание строящегося каньона – трехэтажного комплекса магазинов, баров, кинотеатров и даже ледового катка, прошил насквозь все сооружение, но, к счастью, даже не ранил ни одного человека.
Целью, конечно, был нефтеперерабатывающий терминал, но вот – промашка вышла!
Всю эту картину наши герои наблюдали в реве и вое сирен, выйдя из машины и натянув противогазы по решительному требованию Давидовой кузины, как она любила себя называть.
Автомобильный радиоприемник тут же сообщал о местах падения ракет и о нанесенном ущербе.
Как правило, они падали в малонаселенных районах страны благодаря, именно благодаря, несовершенству советско-северокорейской техники. Но через месяц, побывав в Рамат-Гане, пригороде Тель-Авива, Давид увидел результат попадания Скада в населенный район.
Взрывом разнесло пол-квартала, разрушенными оказались десятки квартир, но пострадало лишь несколько человек, к несчастью оказавшихся дома в этот час.
По требованию военного командования радиоприемники в квартирах были включены двадцать четыре часа в сутки на случай тревоги; все радиопередачи на всех программах при налетах прерывались и в эфир шел вой сирен.
Это была первая война современного Израиля, когда, по просьбе Америки, он ни разу не ответил ударом Ираку!
Это объяснялось отчасти и относительно малым ущербом от ракетных атак. Но, как правильно заметил умница Бовин, вероятность неконвенциональной атаки Ирака на Израиль была в пределах сотых долей процента, а вероятность ядерного ответа Израиля в этом случае была равна ста процентам, и Саддам очень хорошо знал это!
Знали об этом и все израильтяне, в том числе, и новые израильтяне Светлана и Давид Шапиро, а посему продолжавшие, с помощью коренных сабров, изучать на четырех колесах свою новую страну.
Но, однако, потехе – час, а делу – время!
Пришла пора ульпана, пора глубокого изучения иврита.
продолжение следует