– Ну да. С этого всё и пошло.
– Вот, вот. У всех с этого всё и идёт. Но ты-то как же так влип? Ты же у нас за умного считаешься.
– В этом деле ум не важен. Там другой орган соображает.
– В точку. Он многим насоображал. Да-а-а, брат. Многие так встречались, встречались, да и навстречались! На всю жизнь.
На свою голову.
И на свою пятую точку.
Эх, житуха.
Давай дёрнем по одной!
Расскажи про это.
Ты же недавно развёлся, да?
– Подвинь ко мне вон ту тарелочку.
Ну, будь здоров!
Щас расскажу.
Собственно, началось это давно, когда я был дурак-дураком.
То есть, только что институт закончил.
Распределили меня на завод.
Инженером-технологом. А в соседней комнате сидел отдел технического контроля. И вот в этом отделе смотрю, сидит симпатичная девушка.
Волос чёрный, глаз голубой, попа, как орех, так и просится на грех, и ножки! Ножки, Дока, – это закат на Чёрном море! Какие ножки! Кегли, а не ножки!
Аккуратные, игрушечные, облизать хочется…Да. Ножки, ножки…
Выяснил я вскорости, что она разведёнка, двадцать два годика, кавалеров нету.
Мне-то тоже двадцать два было.
Вроде, в масть легло. Хотя надо было, конечно, искать помоложе.
Без её опыта. Но это я потом уже сообразил. Когда поздно уже было…
Ччёррт. Давай, наливай!
В общем, стали встречаться.
Ну, как мы тогда встречались, сам знаешь не хуже меня.
Хаты нет. Условий никаких.
У неё мать, отец и сестра в двухкомнатной, да у меня тоже мать с сестрой. И тоже в хрущовке.
Ладно.
Но выход она же нашла.
А идём, говорит, в подъезд. Это когда мне стало уже невмоготу. Сам понимаешь, двадцать два годика, сперма аж из ушей прёт! Глаза не видят и уши не слышат, как говорится. Дай сейчас, а то взорвусь!
Вот и зашли мы в подъезд в её же доме.
Свет я выключил. И приступили.
Должен тебе сказать, Дока, что теоретически я был подкован к тому времени – ого-го!
Штудировал, как и все онанисты, всякие гадости в картинках и в литературе. Один Алексей Толстой, если я не запамятовал, чего стоит!
Ты читал рассказ "В бане", как там барин крепостных девок охаживал в баньке?
Нет? Ну, ты даёшь! Как это мимо тебя такая порнуха проехала? Нехорошо, брат! Неправильно это! Надо почитать хотя бы сейчас! То есть, детально, собака, описывает процесс, да так, что не только член в гору лезет, а и глаза из орбит выкатываются! Смачно, подлец, описывает!
Подкинь, пожалуйста, вон той рыбки, это что за рыба, кстати? А, лосось… Ну да, что это со мной, рыбаком, делается? Расстроен из-за своей неудачной женитьбы, конечно.
Ну, слушай дальше.
Где-то во всей этой порнолитературе, то ли у классиков, то ли просто у извращенцев вычитал, что эти самые приборы у женщин делятся на три категории.
Как сейчас помню, сиповка, костянка и королёк.
Ты не в курсе? Нет? Не думал я, что ты такая темень, извини-подвинься, дорогой! Как же так, ты отстал от передовой науки на такое большое расстояние?
Про андронный коллайдер знаешь, про парсеки и нанотехнологии в курсе, а вот про королёк не слыхал! Нехорошо, братан.
Неверно мыслишь, ей-богу.
Ладно, ладно, не обижайся, я же шучу так. По пьянке. А там что? Коньяк? Прысни малость. Вот в эту рюмаху. Да, да.
Так вот.
О чём мы?
Где мы были только что? А, в корольке. Да. Да.
И вот у этой самой Гали был как раз королёк.
Способствующий как раз проникновению в положении стоя! Ну, ты понял? Без проблем стояка делать, без особых изгибов туловища и прочих извращений. То есть, сливаться в экстазе в положении стоя уместно именно при наличии у одного из партнёров королька!
Ты улавливаешь мою мысль, коллега?
Только при наличии! В данной позиции!
Ибо другие позиции требуют исключительно другого пози-цион-ик!-ирова-ик!-ния… как-то так… Но ты меня понял, да? Молодец!
Слушай дальше.
И вот так мы сливались в экстазе около года.
Ик!..
Ой, что это я? Прекращаю пить, а то мысль теряется… А эта мысль важная…
Ладно. Поехали дальше.
Около года встречались в подъездах!
Можешь себе это представить? Сибирь. Зима. Минус тридцать за бортом! А в подъезде тепло. Змеевики всякие, батареи тёплые, фактически горячие!
Такие были встречи и слияния в экстазе! Вспомню – вздрогну! Но что делать? Не было других условий. Летом, конечно проще. На природе. В лесочке. Но там, опять же, жучки всякие и муравьи! Жуть! Однажды врезал мне в голый зад шершень!
Дока. Если тебе никогда не врезал в голый зад шершень – ты многое в жизни потерял! Это как удар топором! Страшная боль! С онемением мягких мест и конечностей! На час-полтора! Ей-богу, не вру! Можешь попробовать…
Короче.
Встречались, обнимались, сношались… и вдруг, хлоп!
Конец кину!
Кина не стало. Ленточка оборвалась. Я, говорит, забеременела! От тебя. Ещё бы! От кого же ещё, когда, почитай, каждый день, в подъезд, как на работу!
Да. Влипли.
Я, говорит, поеду к тётке в Лиепаю, у неё там тётка, якобы, жила. И сделаю аборт там. В Лиепае.
Потом, уже через годы выяснилось, что никакой тётки в этой Лиепае нет и не было никогда. Да и есть ли эта Лиепая на самом деле – не знаю, не бывал я там.
А потом, если хочешь делать аборт – какой разговор?
Делай в нашем городишке. Что за проблема? Вон у меня предыдущая девушка сделала аборт за милую душу и даже в замуж не попросилась! А эта…
Плачет гоючей слезой, убивается. Якобы. На совесть давит. В душу лезет.
Я знаю, большинство браков на этой почве случаются. На почве пролёта. Но я-то как попал! Да. Совестливый я тогда был. Молодой. Глупый. Но совестливый. И дурак, конечно был. Она что, не знала, что в подъездах при слиянии в экстазе детки тоже образуются? Естественным, так сказать, путём? Слияние – оно и в подъезде слияние!
Короче, говорю, пошли в ЗАГС. Распишемся. Не горюй, говорю. Будет у нас ребёнок, говорю. Что ж теперь делать, говорю? Раз забеременела. Говорю.
Но тут я должен оговориться.
Всё же она мне нравилась.
И половая жизнь наладилась. Вроде бы. Хотя и в антисанитарных условиях, конечно.
Дальше тебе понятно, да? Пошли и расписались.
И стали жить, поживать и дитё поднимать. Которое родилось, естественно.
Я пахал, заработал комнату, потом квартиру.
И было хорошо.
Примерно год-полтора.
Потом поругались.
Крепко. С криками. Из-за дитяти. Она родить родила, а потом устала.
Он ведь, ребёнок, что? Он орёт. Не спит, когда надо. Пелёнки и прочее. И она устала.
Стал я к нему ночью вставать, на руках укачивать. Потому что она ведь устала с ним возиться днём. Я же понимал. Вот так покачаю его с двух до трёх ночи, а в шесть утра подъём – и на работу. Нет, она не работала. Дома сидела с дитём.
Но уставала.
Я стал с ног валиться, потому что до работы надо было добираться на двух автобусах. Часа полтора. Работал тяжело. Потом назад тем же макаром. Потом ночью пацанчика качаю.
Тяжко. Попросил у неё пощады, чтобы ночью поспать.
И тут её прорвало.
Она стала орать на меня, стучать ногами и припомнила подъезды.
Потом заодно сказала, что я у неё не первый, и если что – буду предпоследний!
Я обиделся и ушёл из дому.
На одну ночь.
Некуда было двигать, и я проспал на вокзале до утра.
Милиция постоянно будила и переспрашивала, не проспал ли я свой поезд.
Потом скандалы стали повторяться.
Потом она предложила мне питаться на заводе, потому что она не нанималась быть у меня кухаркой! Вот ещё! Я тоже вкалываю. Не буду, говорит, тебе жратву готовить. Мне и пацана хватит.
Ты не смотри на меня, Дока, так жутко!
Я только с виду грозный да свирепый.
А внутри я, как фрукт сабра, мягкий да текучий.
Стал я попивать, да вокруг оглядываться.
Оказалось, что вокруг полно женщин, девок и даже девственниц!
А я, дурак, не замечал.
Верен был. Жена всё же. Как никак!
Ну, и понесло меня во все тяжкие! Стал гулять на стороне. Искать тёплый уголок. Чтобы окунуться в мягкое, в женское, как писал в своё время выдвиженец Сталина поэт Маяковский, застрелившийся к ебеням в аналогичной ситуации. Это когда его женский пол кинул в практически одиночестве, подсунув ему свиней в виде Лили и Оси Бриков.
Это я так, для красоты словца подкинул тебе, Дока, исторический факт.
Ты не обращай внимания. Просто сейчас вспомнил и вздрогнул – паршиво мне было до чёртиков, дружище!
Ведь главные радости мы, мужики получаем в жизни от кого?
От женщин.
А главные гадости от кого?
От них же!
Так что я давно уже старый холостяк. Живу один, как ты знаешь.
Нет, в женщинах недостатка не испытываю. Это не проблема. Но вот дыра у меня вот здесь, где душа находится, зияет! Гадко на ней, на душе-то.
Думаю, подъезды это всё мне нагадили.
С тех самых пор.
Как думаешь?