предыдущее здесь:
https://artur-s.livejournal.com/6424213.html
– Давай, пап, продолжай. Смешные какие у тебя были сотрудники...
– Да. Смешные. Все мы смешные некоторым образом... Так вот, я продолжаю.
Отдел новой техники был создан незадолго до того, как я туда попал.
Он располагался в старом здании рядом с гальваническим цехом, так что иногда вонь доходила и до нас. Помещение было очень даже небольшим и люди сидели, как говорится, на головах друг у друга.
Три бюро работало в этом отделе: бюро новой техники, наше конструкторское бюро автоматизации и механизации и ещё одно – станочное.
Наше бюро возглавлял Дед – так его звали все за глаза.
Крупный, под два метра, с громовым басом и бритой лысой головой.
Ему было под пятьдесят, а нам по двадцать с небольшим, поэтому он казался нам старым, ну просто древним. Хотя это была золотая голова, и мы с ним во главе вскоре стали настоящими знаменитостями не только на заводе, но и в городе и можно сказать, в стране, потому что то, что мы сконструировали, через несколько лет было удостоено Госпремии!
А пока что Дед громогласно представил меня, как нового сотрудника, и пригласил всех поприветствовать меня.
Первым ко мне подошёл Хеник Рыбак.
Странное имя и странная внешность: маленький, лысоватый и какой-то смурной, но как потом оказалось, настоящий гений конструирования.
Он взял меня за лацкан пиджака и спросил:
– Это что у тебя?
– Как что? Университетский значок. А что? – я обиделся.
– Сними его и не позорься! Инженера должно быть видно по лицу и по глазам!
Потом подошёл Юра Лисунов. Молча подал руку и показал на свой кульман:
– Будут вопросы, помогу.
Витя Старков, заместитель Деда, оказался приветливым парнем в очках и с хохолком на голове. Он просто похлопал меня по плечу и занялся своими делами.
Через полгода-год все трое вернулись в свой Харьков, откуда их распределили после защиты диплома к нам в Сибирь.
А их места заняли сибиряки.
Вова Ломухин, лет под двадцать пять, грузный толстяк с розовыми щеками и медленными телодвижениями сел за расчёты, потому что у доски стоять - было не для него. Он был хорошим расчётчиком, но большим засоней.
– Гена, – полушопотом посмеивался Дед, – Привяжи Вову к отопительной батарее, а то он упадёт и разобьётся!
А Вова сидел в отключке после сытного обеда – спал вовсю!
Все мы были молоды, любили конструирование и с удовольствием создавали действительно новую технику и для цехов сборки самолёта и для автоматизации вспомогательных процессов.
А бюро новой техники, расположившееся рядом с нами, – это просто обычные чиновники, ведавшие отчётами и прочими неинтересными бумагами, которые они были обязаны составлять в конце каждого месяца и передавать в службу Главного инженера завода.
Во главе этой компании сидел некто Костя Бурасевич, лет слегка за пятьдесят, с седыми висками, вечно насупленной рожей и низким морщинистым лбом над огромным крючковатым носом. Он никогда не смотрел собеседнику в глаза, потому что вечно ковырялся в выдвижном ящике своего стола и мастерил там детекторые радиоприёмнички, детальки для которых он набирал в подведомственных цехах завода, а потом толкал свою продукцию на местной барахолке!
Двадцать пять дней в месяц Костя в поте лица сооружал себе калым, а последние пять дней не слезал с телефона, строго крича на заместителей начальников подразделений, выбивая из тех отчёты о проделанной за месяц работе! Он рычал, требовал, ругал, давил громким баритоном, делал страшные глаза и пускал пену изо рта, а положив трубку, спокойно лез в ящик и крутил винтики с гаечками, собирая свой нехитрый довесок к мизерной своей заработной плате!
На жутковатое лицо Кости и пену изо рта любовалась сидевшая напротив него сотрудница бюро Люда, пышнотелая девушка лет под сорок, незамужняя любовница Константина. Она впивалась в него карими навыкате глазами и от счастья сморкалась в розовый платочек, обрамлённый кружавчиками.
Люда была не просто любовницей, а очень влюблённой любовницей!
Все об этом знали, посмеиваясь втихую, но ни один не продал Костю его жене, обременённой двумя детками и работавшей неподалёку, в соседнем отделе.
Мужская солидарность срабатывала на все сто процентов, а женщин в нашем помещении не было, кроме Люды.
– Кирхе, киндер унд кюхе! – по-немецки определял место женщины ярый антифеминист Дед. – Церковь, дети и кухня – вот где они должны сидеть! – резко говаривал он. – Женщина-инженер – это чудо в перьях, такого быть не может! – басом разъяснял он нам, молодым и холостым тогда ещё. – Куриный мозг годится только для этих дел, да ещё в койке! И не спорьте со мной, мужики! Что вы в этом понимаете!
Дед был женат дважды, и нам казалось, что второй раз он был доволен женой, но видимо, какой-то прошлый опыт его терзал и он терпеть не мог "этих куриц"! Какая-то курочка, видать, наступила ему на слабое место в прошлом...
Поддерживал Деда в этом шовинизме и Вася, один из двух работников бюро новой техники – мужчин.
Этот Вася был нелеп телосложением: крупная морщинистая голова его, с вечно больным выражением глаз, сидела на сухоньком полутораметровом туловище с какими-то скрюченными ногами-руками. Он целыми днями рассказывал громким голосом о своих болячках всем, кто даже его не слушал:
– Вчера простыл. Сволочи! Сказали мне сидеть голой жопой в тазике со льдом, чтобы лечить мой геморрой! Ну, сидел я и что? Отморозил нахрен жопу, да ещё и простыл к чертям собачьим, вот кашляю и вот тут прыщ соскочил, посмотри-ка, это не фурункул?
Второй работник Костиного бюро тоже звался Васей, то ли по прихоти начальника, набравшего тёзок, то ли это получилось случайно, рассудительно рассуждал козлиным тенорком:
– Дык я же не понимаю, где прыщ, а где фурункул! Какая разница. Всё равно все мы когда-нибудь помрём, один раньше, другой позже... – и сострадательно смотрел на тёзку, жуя бутерброд с колбасой по два-двадцать. – Ты смотри, в тазике яйца не застуди, а то будет тебе гоголь-моголь, и жениться не сможешь!
При этом Вася-номер-два сладострастно смотрел на Люду и подмигивал ей.
А та смущённо краснела и с новой силой сморкалась в свой платочек с кружавчиками.
Поскольку стен между разными бюро не было, а было одно помещение, то вся эта бодяга лилась на наши уши, что не мешало нам работать с огоньком и делать одну за другой заявки на изобретения, которых у меня куча, ты их видел сынок, я как-то показывал.
Кстати, где они лежат? Я забыл уже...
Наше КБ работало на мировом уровне, и в этом заслуга Деда.
Он не хотел делать рутинную работу – его тошнило от неё.
А вот находить элегантные, необычные решения проблем – это он любил, и прививал любовь нам, своим подчинённым, молодым ребятам, только недавно закончившим вузы и пришедшим в бюро с открытыми, незаезженными мозгами.
Меня Дед сразу включил в разработку подвесного робота для цеха-автомата гальвано-покрытий самолётных деталей.
Скажу тебе, это была проблема!
Во-первых, тогда робот не назывался таким словом, придуманным, кажется, Чапеком. Он назывался автооператором.
Так-то вот!
Этот робот-автооператор должен был, следуя заданной программе, брать детали, переносить их из одной гальванической ванны в другую, выдерживать там заданное время, потом доставать их оттуда и дальше перемещать их по технологическому потоку, тщательно соблюдая заданную технологию покрытия этих деталей.
Думаю, ты понимаешь, о чём я говорю...
В результате мы сконструировали целую гамму сложных подвесных роботов-манипуляторов весом больше тонны каждый и двигающихся на высоте шести метров над ваннами, с умной рукой, берущей детали и перемещающей их в пространстве по нужной программе по всей длине потока длиной в десятки метров.
В ваннах находились кислоты, щёлочи и прочая ужасная пакость, дышать парами которой очень вредно, а потому я разработал особые автоматические укрытия для каждой ванны, которые открывались по команде с датчиков при приближении робота и закрывались после того, как он забирал детали и начинал удаляться с позиции.
Нам пришлось разработать все элементы сложнейшей системы, начиная от алгоритмов движения робота до системы управления техпроцессами в самих ваннах, то есть, управления концентрацией электролитов, их температуры, их уровня и ещё массы параметров…
И всё это в дополнение к разработке самого робота! Это была работа, я тебе скажу!
– Ты зеваешь? Тебе неинтересно, я понимаю, но я просто в двух словах рассказываю тебе, чем пришлось заниматься нашему бюро, учитывая такой простенький факт, что на то время в СССР просто не было подобного. Аналоги были намного проще и примитивнее, да и то только в одном Ленинграде.
Кроме того, компьютеров в те времена просто не было.
Да, да.
Хотя сейчас это кажется невозможным.
Приходилось конструировать системы управления с функциями сегодняшних компьютеров, только размеры этих сооружений были в десятки раз больше. Так, к примеру, система управления всем комплексом занимала две комнаты! А сегодня это пара компьютеров…
Вначале нам надо было посмотреть своими глазами на аналоги в стране.
То есть, поездить по командировкам!
В первый раз в Киев мы как раз вдвоём с Дедом и поехали.
Это была песня!
Именно с точки зрения командированного. Командированного в Институт сварки имени академика Патона Академии Наук СССР.
Конечно, была уверенность, что в столице Украины мы устроимся в гостиницу нормально. На чём зиждилась уверенность – не помню, но это была ошибка!
Тем более, что в эти июньские дни в Киеве проходил матч Динамо, Киев – Динамо, Тбилиси.
Всё, что можно, было занято грузинскими болельщиками.
Мне было лет двадцать пять; шефу, с которым я приехал, – лет пятьдесят.
Я – кудрявый и жизнерадостный, знаток Ильфа и любитель красиво пожить, он – поживший немало, но понявший уже давно, что жизнь прожить – не два пальца обмочить!
Выходим с чемоданчиками на Крещатик, ах и ох!
Красота, красотища! Каштаны, липы, чистота и люкс!
Говорят – всего-то восемьсот метров, а до чего же шикарная улочка!
Но надо где-то спать, тем более дело к вечеру, пятница, скоро все конторы закроются на два дня…
Узнали, что ближайшая гостиница рядышком, в двух шагах, пошли.
«Мест нет». Знакомая совковая надпись.
Савва Карпыч, большой человек - швейцаррр, дал наставление двум учёным недоучкам, что недалеко отсюда, на улице Саксаганской, проживает добрый человек, вот его телефон, вот адрес, он устроит у себя за недорого.
Спасибо, уважаемый Карпыч! – и пара рубликов перешли в карман доброго швейцара – такса за услугу.
Пройтись по вечереещему Киеву – просто удовольствие, если не считать тяжесть чемоданчиков и растущее беспокойство насчет ночлега.
По адресу долго не пускали, чем-то шваркали за дверью, потом открыли.
Картина Репинда «Ждали»:
В центре комнаты – огромный рояль с открытой клавиатурой и нотами.
На рояле – жуткая черная сковородка с остатками пищи. За круглым столом рядом с роялем сидит страшный инвалид с обожженным лицом и выпученными глазами, перед ним таз, полный клубники, а рядом с ним его жена, толстая неопрятная тетка.
Первая же мысль была – развернуться, но мужик опередил.
– Мне звонил Савва. Условия таковы: деньги вперед за три дня, паспорта выкладывайте сейчас, спать первую ночь – вдвоём на этом диване. Всё.
– А…а…а…
– Никаких а-а-а. Не хотите – ищите в другом месте.
Выйдя, я сказал шефу:
– Здесь я находиться не буду, лучше буду спать на улице, на лавке, а вы?
– А я тоже.
Вернулись назад, мужик денег возвращать не хочет, бузит.
Мы делаем глаза Петра Первого – Ивана Грозного, убивающих всех врагов, и возвращаем деньги, паспорта и необходимость спать на скамейке в этом долбаном городе с его грузинским футболом…
На улице я напоминаю шефу, что Ося Бендер в аналогичной ситуации обратился в райисполком, то есть к советской власти, а мы-то, работники умственного труда, представители солидной фирмы, почему мы должны, как нищие, побираться в поисках ночлега?
Сказано – сделано.
Я хватал горожан за рукава, спрашивал про советскую власть, узнал, где райисполком, дошли туда, оттуда меня послали на Крещатик в горсовет, там некий начальственный телефонный голос послал нас в гостиницу «Спорт», в которой мы и разместились через какие-нибудь два часа после начала операции «О.Бендер и советская власть»!
Причём в гостинице была, как обычно, тьма народу, но я через все головы прокричал:
– Две брони из горсовета! – после чего в толпе образовалась промоина, вплоть до окошка регистратора, и наше оформление началось немедленно!
А в институте Патоновском нас и не спросили, где мы ночуем, как да что. Не принято было у них вешать себе на голову чужие проблемы.
Зато мы хорошо порезвились в городе!
Выполнив работу за денёк, мы за оставшиеся семь дней командировки облазили весь город с его Киево-Печерской Лаврой, с его памятными местами и с его прекрасными проспектами вроде Брест-Литовского шоссе, по которому протопали чуть ли не с начала до конца с нанесением визита на Антоновский авиазавод, который был вторым пунктом назначения по нашей работе.
Весна в Киеве – это лучшее время для командировок.
Именно весной на Крещатике пенно цветут каштаны и запах от лип проникает в самые печенки, именно в это время надо бродить по высокому берегу Днепра, по Владимирской горке, заглянуть на Подол, любоваться Дарницей, заглянуть в Софийский собор и заблудиться в улочках старого Киева с его великолепными дворцами и зданиями оригинальной архитектуры.
На Крещатике, в самом его начале была тогда Вареничная.
Какие там подавали вареники!
А какие девочки нам подавали вареники!
Настоящие крепкие хохлушки: кровь с молоком, черноокие, с розовыми щечками и длинными ресницами, крепкогрудые и круглозадые – красавицы-киевлянки!
Эх, сынок...да ты спишь опять, что ли?
Ну, ладно, доскажу завтра.
(продолжение следует)