Yuliya Neyman
3 августа 2015 г.
(стилистику этой статьи я оставил один к одному, не редактируя, artur_s)
Ян Кум, основатель WhatsApp
В наши дни сложно представить себе человека, у которого не было бы WhatsApp, а ведь еще менее 10 лет назад его создатель, Ян Кум, был уверен в полном провале своего детища…
Детство Кума прошло в тяжёлое перестроечное время. Политическая ситуация и антисемитские настроения в стране заставили семью Кум думать об эмиграции. В начале 90-х они с матерью приехали в Маунтин-Вью — город в Калифорнии (США), где сейчас располагаются офисы крупнейших технологических компаний. Они поселились в небольшой квартире с двумя кроватями. Мать устроилась няней, а сам Кум пошёл в школу, подрабатывал уборщиком в магазине. Ян мало общался со сверстниками. Вместо этого он читал книги о работе вычислительных систем. В 1997 году ему предложили проанализировать, как написана рекламная платформа Yahoo!, а ещё через полгода взяли в штат. Кум стал думать над созданием WhatsApp, когда в зале, где он занимался боксом, запретили пользоваться мобильными телефонами. Его злило, что он пропускает важные звонки. Название пришло само собой — простое, как и весь сервис, — «что происходит?». В 2009-м приложение увидело свет, но, к разочарованию Кума, после кропотливой работы оно провалилось… Но, уже в 2011 году приложение вошло в топ-20 лучших приложений App Store. Сегодня каждый программист WhatsApp обеспечивает работу 14 млн. пользователей. Кроме того, компания никогда не тратилась на маркетинг. После рекордной сделки основатель WhatsApp вошёл в совет директоров Facebook и стал его крупнейшим индивидуальным акционером после Марка Цукерберга. До основания WhatsApp Ян Кум неоднократно пытался устроиться на работу в Facebook , но безуспешно.
Сергей Брин, основатель Google
Сегодня практически каждому пользователю интернета известен Google. А слова «погуглить» и «загуглить» являются чуть ли не самыми популярными глаголами в лексиконе современного человека…
Основатель Google, Сергей Михайлович Брин, родился в Москве в еврейской семье математиков, переехавшей на постоянное место жительства в США в конце 70 годов. Мать его работала инженером, отец же был одарённым математиком. В бывшем Советском Союзе Михаил Брин испытывал огромные неудобства: скрытый антисемитизм ставил преграды талантливому математику, поэтому семья переезжает в США. Сергей Брин во время учёбы стал поражать педагогов выполненными домашними заданиями, которые он распечатывал на домашнем принтере. Ведь в то время даже в США компьютеры в семьях имели далеко не все – это было редкой роскошью. По окончании школы будущий основатель Google переезжает в Кремниевую долину и начинает учебу в Стэндфордском университете. Там произошла его встреча будущих основателей Google с Ларри Пейджем. В 1996 году в компьютере Стэндфордского университета появилась страничка, BackRub, – предшественница всем ныне известной поисковой системы Google. Уже в 1998 году ежедневно сюда обращалось около десяти тысяч пользователей.
Молодые люди уже разрабатывали своё грандиозное открытие, даже придумали название компании – Googol, что означало единицу со ста нулями, но не могли найти инвесторов. И вдруг им удивительно повезло: бизнесмен Энди Бехтольшайм решил им помочь.
Энди через две минуты после начала беседы достал свою чековую книжку и стал выписывать чек на сто тысяч долларов, поинтересовавшись названием компании. И только уже выйдя на улицу, молодые люди обнаружили «ошибку»: их инвестор из-за своей невнимательности переименовал их детище, поставив вместо «Googol» название компании «Google Inc».
7 сентября 1998 года было официально зарегистрировано рождение компании Google. Летом 2004 года акции компании на бирже получили самую высокую стоимость.
С этого момента у Сергея Брина и его друг-компаньон превратились в миллиардеров. Состояние каждого на сегодняшний день исчисляется суммой свыше 18 миллиардов долларов.
Макс Левчин, создатель PayPal
Родился Макс в Киеве в 1975 году в еврейской семье. Левчиным трудно жилось в Советском Союзе, и в 1991 году семья эмигрирует в США, где оседает в Чикаго. Ещё до переезда, Макс неплохо владел английским, и потому решил поступить в Иллинойский университет в Урбана-Шампейн, который оканчивает в 1997 году. А в 1998 году, Макс грузит в фуру все 24 компьютера и 6 столов своего офиса и переезжает жить в Силиконовую долину. В Калифорнии Левчин запускает несколько стартапов, которые, однако, не имели успеха. Но настойчивость – главный залог успеха бизнеса в Интернет. Макс с друзьями решил запустить новый проект, который позволял бы пользователям интернета производить финансовые операции в Интернете. Так родилось понятие "электронные деньги".PayPal начал свою работу в конце 1999 г. Проект оказался успешнее, чем ожидали его создатели; в первые же месяцы, к примеру, компания Nokia вложила в проект $3,5 млн., Deutsche Bank - $1,5 млн. Многие банки вложили в PayPal в общей сложности более $20 млн. Вскоре, благодаря все растущему обществу интернет-пользователей, PayPal уже имел в базе около полутора миллионов клиентов, а дневной оборот превышал $2 млн. В 2002 г. систему PayPal выкупает интернет-аукцион eBay за $2,2 млрд. Левчина можно ставить в пример многим начинающим интернет-бизнесменам. Макс живет по принципу "захотел - сделал". Как и многие, Левчин начинал с нуля. В итоге он стал живой легендой. Интернет-бизнес может создать каждый. Но вот добиться успеха может только тот, кто имеет несгибаемое намерение осуществить свою мечту.
Небольшое предисловие.
Эту статью Юлии Нейман о трёх еврейских гениях нашего времени, уехавших из Советского Союза в США по ряду причин, одной из которых был антисемитизм, я поместил у себя в ЖЖ.
В одном из комментариях к этому постингу было высказано сомнение в том, что умные люди уезжали из СССР именно из-за антисемитизма. Пишут, видимо, добрые молодые люди из российской глубинки, для которых это звучит ВЫДУМКОЙ.
А посему предлагаю им и другим прочесть эту главу...
Из моей книги "ВОСХОЖДЕНИЕ"
Книга Вторая. Глава двадцать четвёртая.
Новый 1988 год Светлана с Давидом встречали на даче у приятелей. Было весело, компания подобралась хорошая и интеллигентная: женщины-врачи и мужчины- инженеры.
Выпивки было много, да и закуска не подкачала, тут уж расстаралась женская половина: в эти времена, когда на прилавках дешевая колбаса и даже консервы сметались в первые же часы после открытия магазинов и за водкой выстраивались длиннейшие очереди, врачи были привилегированной частью общества!
В первом часу ночи, уже под хорошим шефе, женщины отправились в баньку попариться и, к великому своему удовольствию и удовольствию мужиков, иногда поглядывающих в окошко дачи, выскакивали голыми, валясь в сугробы и с визгом и гиканьем снова залетали в парную.
Мужчины же, потягивая дефицитный коньячок, вели солидные разговоры за жизнь, о том, как быстро пустеют прилавки, о странной перестройке, о Горбачеве с его Раей, о том, куда все катится и чего ждать от такой разрухи и такого несусветного бардака!
Солидный пожилой мужчина с приятной интеллигентной внешностью, которого Давид впервые увидел здесь, это был приятель приятелей, вдруг повернулся к нему всем корпусом и, сощурившись, сказал:
– Ну, с вами-то всё ясно!
– Не понял, – поинтересовался Давид, – с кем это с вами, и что ясно?
– Вы, евреи, чуть что, сразу намылитесь в свой Израиль, разве не так?
Пожалуй, впервые за долгие годы вот так, без обиняков, незнакомый человек в лоб, не смущаясь, говорит об этом.
Давид был ошарашен не столько безапелляционностью собутыльника, кстати, занимающего довольно высокий пост в инженерной иерархии, сколько сутью вопроса.
– Это почему ты так уверен? – спросил он.
– Так ненадежный вы народ! Чуть что – сразу линяете; что вам наша Россия – чужая страна!
– Я, конечно же, обдумаю твое предложение, но вот закавыка!
Все до единого мужчины старшего поколения из моей семьи погибли на фронте! Один под Сталинградом, второй под Курском, третий под Варшавой! Все!
А это как раз было «чуть что», как ты говоришь. А было им всего по двадцать семь- двадцать девять лет! Слиняли на тот свет…
А дед мой в это время склад с боеприпасами охранял, и Ворошилов руку ему жал за хорошую службу! Тоже дед не линял никуда!
Хотел бы я узнать, где были твои родичи в те времена, но да ладно, в другой раз. Однако идею ты мне подал, спасибо. Сейчас таких, как ты много развелось и многие так думают. Ведь всегда так было: во всех бедах России кто виноват? Мы – евреи! Русские же совсем не при чем, они все хорошие...
До драки не дошло, их развели, но разговор этот запал Давиду в душу: они же все вокруг так думают! Я же для них не просто приятель, друг, собутыльник, а прежде всего еврей, потом все остальное, специалист – не специалист, будь ты хоть трижды гений!
Шок от этих мыслей долго не оставлял его, и ночью, ворочаясь, он вдруг стал вспоминать, как в детстве его первая учительница, живущая рядом, во весь голос орала на его друга, задевшего сына этой училки:
– У-у-у, жидовская морда! Били вас, не добили, а надо бы...
Ему было тогда лет семь-восемь, а вот запало в память, и надо же, когда вылезло, через столько лет!
А в институте на первом курсе, когда в каком-то колхозе они студентами помогали убирать внезапно выросший урожай, пока колхозники опохмелялись после обмывания прошлогоднего, Женька Патрин, белобрысый противный студент из соседней группы, потянул на него: ж-ж-ж-жи... морда, боясь выговорить привычно-принятую в народе жидовскую морду. Давид крепко врезал ему тогда в хобот, чтоб не каркал! Женьку потом выперли из вуза, к удовольствию многих, в том числе и Шапиро, но рубец от тягучего ж-ж-ж...так и остался!
Много чего из этой серии привиделось взъерошенному Давиду в эту ночь!
А на заводе, где неоднократно за спиной он слышал шепотком прошепелявленное : шустрый еврейчик, упрямый еврей, поганая порода... Не в глаза сказанное, а за глаза прослюнявленное...
В лоб ему высказался только вот этот высокопоставленный урод, который храпит там, в углу, на этой опостылевшей сразу даче, богатстве нищих советских интеллигентов!
А еще он вспомнил, как однажды по просьбе одного приятеля, переезжавшего в Ростов и попросившего оформить ему документы на квартиру, он пришел в райисполком и там , в кабинете молодого начальника, комсомольского выдвиженца, ему не только не предложили присесть, но, стоя и свысока глядя на севшего без приглашения Давида, хлыщ этот все спрашивал:
– А вы кто такой?
И на ответ: – Я доверенное лицо, – все повторял: а вы кто такой?
И все смотрел, как русский царь на еврея, как говорил Ильф, и в его взгляде была видна пропасть, вязкая, бездонная, непреодолимая пропасть между коренным великороссом и жалким инородцем, путающемся под семимильными шагами титульной нации, направляющейся прямо к коммунизму!
Все это четко прошло вдруг яркими картинами в памяти и подводило к простому вопросу: а что же ты, друг, терпел, а ты боролся с этим?
И ответ был так же прост: я боролся. Сам с собой. И борьба с самим собой проиграна. Напрочь!
Кстати, о памяти.
Совсем недавно ему рассказала сестра, что в центральном сквере города прошел митинг общества «Память», засевшего в Академгородке, и митинговавшие граждане много и складно говорили о бесчинствах ж-ж-ж..., нет, нет, они говорили о бесчинствах евреев еще с допотопных времен, и об особой вредности еврейского народа и о великой опасности, исходящей от этого малого, но препоганейшего народишки, который и посейчас вовсю продолжает угнетать великий ррррусский наррррод, несмотря на свою микроскопичность!
После Нового года на даче Давид стал всё чаще задумываться о своём месте в разваливающейся стране, о своём еврействе, о котором ему стали то напрямую, то исподволь всё чаще напоминать...
... В дверь кабинета Главного Конструктора вежливо постучали.
Вошел Иван Кузьмич Сидоров, техник из того самого вагонного отдела, той самой слабой части, что порождает конфликты. Пожилой, с лысиной через всю голову, и хромающий на одну ногу. Глядя молодыми светлыми глазами в глаза новому начальнику, попросил разрешения поговорить.
– А что это за люди, которых вы приводите к нам, Давид Михайлович? – спросил он настороженно.
Давид, чуть удивившись вопросу, объяснил:
– Это сильные, опытные инженеры, специалисты в областях механики, конструирования, промышленных технологий, электронщики. Это разработчики высокого класса, у каждого из них минимум несколько изобретений. А что вас волнует?
– То есть вы, Давид Михайлович, хотите сказать, что мы здесь дураки, а вы приводите умных, чтобы нам помочь?
– Разве я сказал, что здесь дураки? Нас пригласил сюда Главный инженер дороги. Думаю, что вместе с вами, опытными железнодорожниками, работающими здесь давно, мы сможем сделать что-нибудь стоящее, как думаете, Иван Кузьмич?
Хромой завелся.
– То есть, без вас, таких умных, мы ни черта ни сделали до сих пор и не сделаем?
Давид понял, что ему объявили войну, еще не успев узнать ни его самого, ни его людей.
– А вы, собственно, чего от меня хотите, к чему этот разговор? – сказал он и встал.
Разговор закончился, но в воздухе запахло гарью.
У Кравчука Давид узнал, что этот хромой – лидер «униженных и обездоленных», убежденный коммунист и вечный профсоюзный босс. Как специалист он ничто, но, будучи прирожденным интриганом, заслужил любовь и уважение несчастных униженных тем, что в свое время написал массу кляуз, и даже съездив за свой счет в министерство, в Москву, добился снятия с работы Шаркова, создателя лаборатории, приписав ему жуткие вещи и накликав массу комиссий.
Конечно, этот Шарков был не сахар, вроде даже какие-то доски спер себе на дачу, но был-то он классным спецом, а вот такое ущербное дерьмо его скушало!
Давид сидел, кисло слушал и думал про себя:
– Похоже, я вляпался в хорошую помойку в этом чёртовом бюро!
А Кравчук, которого эта болячка, похоже, давно уже заела, продолжал рассказывать, вводя своего заместителя в мутный склочный мир пауков в банке. Этот хромой мужичишка своей иезуитской казуистикой забивал всех в этой конторе: и ученого кандидата наук Алтуфьева, которого впоследствии довел до инфаркта, и основательного, крепкого коммуниста и начетчика, единственного до прихода Давида, еврея Гроссбуха, и самого Кравчука!
Глядя пронзительными светлыми очами в переносицу собеседника, этот Кузьмич бил себя в грудь и отстаивал правду-матку, как будто, кроме него, все были ее смертельными врагами!
Сначала он бил себя в грудь, как честный рядовой коммунист, потом, по велению времени и парторга, бросив партбилет, бил себя в грудь, как честный беспартийный рядовой член профсоюза! Не выбившись в люди профессионально, он рвался наверх, топча более грамотных и умных своими кривыми ногами. Типичная сволочь, выращенная под советскими знаменами, как сказал с горечью Кравчук.
В дальнейшем выяснилось, что, еще не зная никого из ниикэвцев, он сумел возбудить к ним ненависть со стороны простых, рядовых, тихих и смирных; коллектив окончательно раскололся и болотный смрад тягостно придавил всю работающую публику.
Профсоюзные, партийные и всякие другие собрания, устраиваемые в эту смутную эпоху перестройки и гласности, превратились в сплошную корриду, где хромой тореадор тыкал заранее подготовленной шпагой, предварительно отточенной и отравленной предположениями и вымыслами, исключительно в приведённых Давидом специалистов.
Конструкторами, пришедшими из института, было сделано немало проектов, обративших на себя внимание не только на Энской дороге, но и в отрасли. Люди стали приезжать за опытом, так как сконструированные устройства, шедшие на уровне изобретений, тут же изготавливались и передавались к внедрению.
Но работа, как таковая, между тем, в этой сплошной войне уходила на второй план.
Как-то Давид сказал Кравчуку:
– Вам что, не надоела еще вся эта мышиная возня? В бюро бардак. Вы, как администратор, должны стукнуть по столу! Эта свистопляска давно мешает работе!
– А как стучать-то? Вы видите, что в стране творится! По партийной линии уже не пройдет: партия-то рассыпается, все эти деятели толпой пошли сдавать партийные билеты!
– Да, как сказал некогда Владимир Ильич, стена оказалась гнилой, ткни – и развалится!
– А вы не смейтесь, Давид Михайлович, сейчас всем плакать впору. Кстати, вчера этот Кузьмич притащил книжонку «Протоколы сионских мудрецов», вы о ней слышали наверняка. Дал мне почитать и между делом спросил: это как понимать, что в нашем коллективе есть работники с фамилиями Гроссбух и Шапиро? Мол, в этой книжице прописано, что надобно делать с такими людьми. Вот свинья!
– Ну и что же вы ответили, Петр Трофимович, вашему сотруднику, кстати, технику- электрику не из лучших?
– А что я ему скажу? Вон вся страна сейчас такая! Люди не знают, что будет завтра с их детьми, и, как всегда в России, ищут крайних!
(продолжение следует)
ПОСЛЕСЛОВИЕ ОТ ДОКИ
Я уехал из Советского Союза более 29 лет назад.
С новой Россией знаком только по интернетным новостям да по рассказам живущих там.
Впечатления от этой информации смутные и путанные.
Френды из ЖЖ, к вам простой вопрос:
В современной России нет антисемитизма?
Он испарился со сменой вывесок: Россия вместо СССР?