Разговор с сыном - Дока. Инженер ваших душ. — ЖЖ

05:07 pm - Разговор с сыном

предыдущее здесь:
https://artur-s.livejournal.com/6424534.html

... Большинство наших разработок мы запатентовали.
И занимался оформлением патентов только я.
Пришлось даже закончить специальный Институт патентоведения.

Это дело нешуточное – патент на изобретение!
Это сейчас нанимают адвокатов, они за приличные деньги оформляют все бумаги, а в те давние времена, когда я был в твоём возрасте, я делал всё это сам!

Вот тебе пример, насколько сложно это дело!
Ты слышал про швейную машинку Зингер? Так вот, формула изобретения звучала так: "иголка, работающая ушком вперёд"! Всё!
Это самая гениальная формула патента из всех, которые я знаю!
Ставь такую иголку на любой швейный агрегат, хоть супер-пупер сложный, но если там игла работает ушком вперёд – будь добр, отслюнявь кучу денег фирме Зингер, запатентовавшей это техническое решение!
Так-то!

У меня и диплом в патентном институте назывался: "Формула изобретения".
Пришлось мне не только работать над этими самыми формулами, но и частенько ездить в Москву, в ВНИИГПЭ – институт патентной экспертизы и ругаться, и доказывать, и сражаться с ними, потому что им легче было отказать в выдаче авторского свидетельства на изобретение, чем брать на себя ответственность! Каждая заявка проверялась сначала мной, а потом и работниками этого института на предмет того, что ни в СССР, ни в Штатах, ни в Германии, Англии, Франции, Японии и Швейцарии – проверка шла по этим семи странам – нет ничего подобного! Короче, мороки было много, но было и громадное моральное удовлетворение, когда через год-два или пять лет заветное авторское свидетельство приходило на твоё имя!





Нас приучали к тому, что деньги – это бяка, зло, что мы живём в прекрасной-распрекрасной стране, где деньги – это пережиток капитализма, и только моральные уроды хотят этот презренный металл, а мы обязаны строить коммунизм за спасибо от родной партии и государства, хотя мы все, включая Деда, никогда не состояли в стройных рядах передового отряда человечества, строящего великое будущее и так и не построившего его, а наоборот, завалившего всю эту бодягу напрочь, до полного разрушения всей страны!

Но я отвлёкся.
Мне пришлось, работая в этом направлении, много мотаться по командировкам! Рига и Вильнюс, Москва и Ленинград, Таллинн и Минск, Киев и Горький.
Я объездил кучу заводов и научно-исследовательских институтов, работал вместе с инженерами и исследователями Академий Наук в Москве, Киеве и Минске, смотрел, изучал, брал на вооружение их опыт.

Сначала мы ездили вдвоём с Дедом, но потом его тормознул наш Главный инженер завода, который сначала ревниво наблюдал за нашими успехами, а потом стал вставлять палки в колёса!
– Вы что, хотите на золотых стульях сидеть? – ехидно спрашивал он у Деда, который пытался вышибить хотя бы премии для нас, молодых, после внедрения в производство одной за другой автоматических линий, не говоря уже о том, что нам зажали деньги и после получения авторских свидетельств!
Кстати, повторяю, авторское – это свидетельство о том, что нигде в мире больше нет такого!

В общем, нас гнали за шкирку к коммунизму, хотя штаны были одни, да и те разваливались – какие уж тут золотые стулья за сто двадцать-сто сорок рубликов!...
Да-а-а.
Короче говоря, Деду командировки зарубили, и после Киева и Минска, куда мы съездили с ним вдвоём, в Ригу я отправился один.

Рига! Красавица Рига.
Был я там несколько раз в командировках, в Академии Наук, на заводах. Помню даже название одного заводика – Саркана Звайгзне, что значит Красная Звезда.

А запомнился мне город двумя моментами.
Один – это когда прибыл я в конце декабря на конференцию по робототехнике, искал там некоего профессора из Московского Высшего Технического Училища - лучшего технического вуза страны, которого хотел заполучить в качестве оппонента для своей диссертации.

Нашел его, он меня пнул, потому что, будучи всесоюзным корифеем по системам автоматизации производства, ненавидел он само слово «робот» и все, что с ним связано.
Конкуренцию чувствовал, гад! А потом, наверное, повесился, когда робототехника стала мировым брендом, а он, дурак, это признавать не хотел! Да,член-корреспондент Академии Наук, кстати. Там и по сей день полно таких горе-академиков.
Ну да ладно, хрен с ним.

А я тогда с горя заболел, поднялась температура, простыл, что ли.
Или этот щучий сын профессор-академик так на меня подействовал?

Но я принял стакашек и пошел в Домский Собор слушать классику.
В зале Собора на хорах расположен Орган, бывший в те времена самым мощным в Союзе и по-моему, в Европе.
Ёлка с палкой, какой звук!
Я слушал Моцарта и Бетховена...

Но дело в том, что тогда в Риге был мороз под тридцать!
А в Соборе положено сидеть как раз без шапки, то есть, в пальто, в шубе, но без шапки! Собор-то не отапливается. Короче, добавил я к простуде ещё градусы и слёг к чертям собачьим совсем.

Это запомнилось.
А вот второе запомнилось летом, во время другой командировки в ту же Ригу.
Тут уже было тепло, красиво и распрекрасно!
Было там недалеко от центра города кафе «Сакта», может и сейчас есть.
Всякая специфическая кухня, суп сладкий из ревеня, сливки кубиком во все блюда и прочие сладкие лакомства, необычные для меня в те времена.

Куча народу всегда в этом кафе, в помещении и на открытом воздухе.
И почему-то было много китайцев.
Откуда их принесло в Ригу, не знаю.
А ты знаешь, есть среди китаянок очень хорошенькие.
Ладно.
Я был холост, тебя ещё и в проекте не было, так что я обращал внимание на девочек точно так же, как ты сейчас!
Положил я глаз на одну такую раскосенькую, ну просто ути-пути, какая была прелесть!
И пошёл дальше...
А я, как всегда, ещё не устроившись в гостиницу, прямо с самолёта на конференцию – отметиться, потом перехватить чего-нибудь в кафешке, а потом лишь поскакал искать пристанище на ближайшие несколько дней.

Прибыл в гостиницу чуть подальше от центра, захожу.
Сидит на стрёме бабуля, носки вяжет.
Народ по креслам сидит, скучает, потому что бабуля прилепила к окошку регистратора записку с двумя словами, известными всем командированным Союза: «Мест нет».

Подошел я поближе к окошку, стою и слушаю, как бабушка отшивает посетителей.
Потом говорю ей:
– Тяжелая у вас работа! Очень. Народ глупый какой! Им говорят хорошим русским языком, у вас очень правильный русский язык, даже странно, откуда такой язык может быть у вас, им говорят: нету мест, а они ну как бараны, лезут и все! Что за люди такие. Кошмар. От них и заболеть, неровен час, можно… Вот, а я что говорю? Голова болит? Так это я вам сейчас помогу. Во-первых, анальгинчик у меня как раз с собой, а во-вторых, вот здесь и здесь, да, да, у висков, есть точки для китайской акупунктуры, которые можно использовать также и для акупрессуры, то есть, пальцами их массировать….

Ну, ясно, что через десять минут лечения у меня был ключ от одноместного номера с окном во двор гостиницы, то есть в тишину, без лязга и громыхания машин и трамвая.

На третий день я уже не хожу на конференцию, потому что свой доклад я успешно отчитал вчера, а хожу, изучаю Ригу.
Там есть что поизучать!
Возвращаюсь вечерком ближе к ночи в свой номер, и вдруг вижу в тёмном коридорчике точку света на стене.
Нагибаюсь! Ёлка-палка.
Что я вижу?
Замочную скважину, через которую бьёт свет.
В соседнем номере на горшке сидит стройная барышня и писает.
Как так? Вероятно, делили-соединяли номера, дверь не заделали, и вот – результат!
Хорошо.
Поднимаю взгляд от прелестной попки вверх и, о боже! Вижу как раз ту китаяночку, на которую я положил глаз в "Сакте"!

Сюрприз!
Но как им воспользоваться?
Вопрос тяжелый, практически неподъёмный.
Но нет таких преград, которых не преодолели бы ученые с фактически готовой диссертацией!

Бабёнка, видать, заметила мой острый взгляд на уровне ее задницы, спустила воду и... заткнула скважину туалетной бумагой.

Я выхожу из номера, стучусь к ней.
Тук-тук.
И вдруг оттуда ангельский голосок с восточным акцентом:
– Кито тамм?
Ха.
По-русски!

– Можно, – спрашиваю, – зайти?
– Защемм? Узе поззно...
– Извиниться, – говорю, – хочу.

Открыла дверь. Восточное, видать, гостеприимство довлело.
Ну а дальше... кхм-м, мы с ней поближе познакомились!

Но хороша, собака, весьма и даже очень.
И, главное, без предрассудков: хоп – и в дамки!
Детали, сынок, я опущу, ты уже взрослый мальчик...

Где мы только с ней ни побывали за неделю моей командировки! Всю Ригу истоптали.
Красавец-город! Спасибо совковой системе, не жалевшей денег на нашего брата – командированного.
Жаль, что потом накрылась она, система эта, бедолага. Все деньги страны расфуговала куда попало.
Но это её проблемы.

К чему это я всё тебе рассказываю?
Ах, да. Забыл.
Я же тебе начал рассказывать про тире между двумя датами.
Так вот, сынок.
Я потом ушёл с завода.

Создал отдел робототехники в НИИ.
Ты это время уже наверняка помнишь.
И снова поездки по стране.
И снова изобретения.

А потом мы с тобой оказались в Израиле.
И снова я окружён интересной техникой, интересными делами.
На более высоком уровне, хотя и направление разработок другое.
Более тонкое. Но не менее интересное и важное.
И про золотые стулья никто не морочит голову.
Сколько заработал – твоё.
Ну, ты меня понял.

Не будет у меня тире.
А будет нормально прожитая человеческая жизнь.
С пользой не только для меня.
Но и для людей.
И для тебя, сынок!
Вон как ты меня внимательно слушаешь.
По-моему, я окончательно тебя разбудил.
Извини, заморочил я тебе голову, я пойду.
А ты спи.
Тебе тоже завтра рано вставать.
И работать.
А что касается людей, с которыми я продолжил работать, то об этом в следующий раз!

– Пап, а ты расскажи о чём-нибудь таком... интересном.
Например, приведи ещё примеры удивительных изобретений, а потом об удивительных людях, с которыми тебе пришлось работать!
– Ну что ж...

Кроме патента Зингера про иголку с ушком спереди, я бы отметил навскидку ещё два.
Их, конечно, много – удивительных, но вот эти два меня самого поразили.

Первый патент такой.

К шефу компании по производству зубной пасты в тюбиках пришёл инженер и попросил принять его на работу. Причём сказал, что в самый короткий срок увеличит прибыль компании вдвое, и показал свой патент.
Он был принят на работу и вскоре прибыль резко пошла вверх!
Патент был прост до смешного: инженер предложил увеличить выходное отверстие из тюбика вдвое! Всего-то навсего!
Скажи это далёкому от техники человеку – тот распустит губу: подумаешь, ерунда какая! Но он жестоко ошибается!
Этот патент типа Зингеровской иглы!

Суть его следующая.
При увеличении диаметра отверстия и при том же нажиме на тюбик, пасты выжмется вдвое больше!
А, следовательно, тот же тюбик выжмется вдвое быстрее!
А значит, человек будет покупать следующий тюбик вдвое чаще.
А, следовательно, компания продаст вдвое больше тюбиков за тот же период времени.
А значит, заработает вдвое больше!
Ты понял?

– Да, это круто! И вроде, так просто!
– Ну да, когда кто-то разжуёт суть и вложит нам в рот, то всё кажется просто. Скажи дураку, что это гениальный ход, тот поморщится, плюнет и ни черта не поймёт!
– Хорошо.

– Второй патент назывался "Дворовая уборная" – о как!

Там было что-то про отделение плавающего содержимого от чего-то там ещё, но не в этом суть.
А суть в том, что этот автор изобретения пробивал его через все инстанции аж девятнадцать лет!
Ты представляешь всю эту муторную работу с такой говнистой тематикой?
Но этот случай говорит о том, что настойчивый человек может добиться многого!

Или вот тебе исторический случай о настойчивости, правда, не о патенте, но о гораздо более серьёзном деле.
Ты же просишь меня рассказать о чём-то интересном, да?
Слушай.

Когда надо было убедить президента США Рузвельта в необходимости начать атомный проект, чтобы опередить Гитлера в этом деле, друг президента банкир Сакс, на которого вышли разработчики, пришёл к Рузвельту и рассказал историю о том, что когда-то к Наполеону явился молодой американский изобретатель Роберт Фултон и показал ему проект парохода. Янки предложил императору построить паровой флот, который обесценит огромное превосходство англичан в парусных кораблях. С помощью пароходов Фултон предложил высадить наполеоновские дивизии в Британии – и быстро её завоевать.
Но Наполеону идея использовать вместо парусов на кораблях какую-то паровую машину, показалось столь дикой, что он выпроводил американца прочь.

– Прояви тогда Наполеон больше воображения и сдержанности, история девятнадцатого столетия могла бы развиваться совершенно иначе! – завершил свою энергичную речь банкир.
Выслушав речь Сакса, Рузвельт на несколько минут погрузился в глубокое раздумье, не произнося ни слова.
Потом что-то начертал на клочке бумаги – и передал его слуге.
Тот ушел – и вернулся с бутылкой французского коньяку наполеоновских времен.
Сохраняя торжественное спокойствие, Рузвельт чокнулся бокалом с бокалом Сакса.
Они выпили, и президент США произнес:

– Алекс, вы хотите иметь уверенность в том, что нацисты не надуют нас?
– Совершенно верно! – кивнул в ответ Сакс.
Тотчас после этого Франклин Делано Рузвельт вызвал личного адъютанта, генерала Уотсона и поручил ему связать Сакса с нужными людьми в министерствах и ведомствах. Он произнес тогда слова, ставшие потом притчей во языцех:
– Па, это требует действий!

В этот момент Рузвельт совершил рискованный инновационный шаг, который, как окажется впоследствии, коренным образом изменил историю ХХ столетия.
И который придал буквально реактивное ускорение промышленно-технологическому развитию Соединенных Штатов.

– Ничего себе! Вот это да!
– А какое изобретение из твоих ты считаешь удивительным?

– Хм. Пожалуй, "Корова на баню".
– Что это значит? Расскажи!
– Так я тебе недавно, вроде, рассказывал...
– Ну всё равно, повтори!

– Хорошо. Когда надо было придумать установку для физико-механических испытаний керамики при температуре 1200 градусов в термопечи, я предложил не образцы опускать в печь, а печь насаживать на образцы!
– Зачем?
– Для большей точности измерений, чтобы избежать лишних люфтов в устройстве...

– А вспомнил, вспомнил. И твой тогдашний шеф Дед назвал эту конструкцию "Корова на баню". То есть, вопреки обычной логике... Да, да.

– А сейчас, сынок, я продолжу свой рассказ о людях, с которыми мне довелось работать.
Начну с самого, пожалуй, интересного человека.

Недавно в интернете прочел статью о новой разработке, которую возглавил в Сибири академик Чебаков.
Чебаков? Академик? Чёрт побери! Жив, значит, курилка! – подумалось мне.

Я тебе рассказывал, что после многолетней работы на заводе мне захотелось найти что-то более интересное, я занялся наукой, стал писать диссертацию.
Как-то на одной из научных конференций, где я выступил с докладом о проблемах робототехники, меня представили заместителю директора одного НИИ, и тот предложил сотрудничество, назначив встречу в институте.

Я прибыл, только предполагая, что мне предложат работу, но в каком качестве, о чём пойдет речь – не догадывался.
Зам спросил:
– Чем хотите заниматься у нас?
– Так я не знаю даже структуры Вашей фирмы…
Тот рассказал.
– Вот смотрите, – говорю, – тематики основных отделов не связаны между собой, разрознены. Я могу предложить свою тему, она, мне кажется, может стать связующим звеном в структуре института.

Зам аж подскочил в кресле!
– Ну-ка, ну-ка! Расскажите!
Я рассказал в двух словах.
– Пошли к Чебакову!
Того не оказалось на месте. Перенесли встречу на завтра.
Назавтра встретились.
Так я познакомился с необыкновенным человеком.

В кабинете директора нас встретил невысокий, щуплый, лет сорока пяти, серенький человек, мимо которого пройдешь – и глаз не задержится. Он протянул мне руку, и я встретил его взгляд – умного, интеллигентного тихони. Рядом с замом, высоким черноголовым красавцем с громовым басом, директор смотрелся третьим сортом.
– Мне о вас рассказали, – тихо сказал он.
Голос приглушен, ничего особенного.

История его директорства интересна.
Парень работал начальником сектора в отделе. Вроде, звёзд не хватал, был партийным. Когда защитил кандидатскую, хотел уйти из института.
Ну, в общем, всё тривиально начиналось.

Вдруг – бац!...

(продолжение следует)