Из моей книги "Повести, рассказы, истории"

Не то, чтобы у самого…
От моря в районе Хайфы сюда лучше всего ехать через Нешер.
Потом подняться по серпантину к Кирьят-Тивону, проехать через этот тишайший зелёный городок и свернуть направо, не заезжая в бедуинский посёлок Басмат-Табун, а потом, повернув налево и оставив по краям дороги оливковые рощицы и поля со всякими злаками, въехать в мошав Вифлеем Галилейский, о котором я неоднократно уже писал.
Здесь уже много, очень много лет живут Адасса и Яков.
О них я тоже писал.
Неоднократно.
Вчера был у них на очередной годовщине свадьбы. На шестьдесят второй!
Итак, повторяю.
У самого синего моря жили-были старик со старухой. И продолжают жить-бывать. Вместе. Шестьдесят два годика!
Ему восемьдесят шесть, а она помоложе – восемьдесят четыре.
Он, конечно, хорохорится, а она уже нет. С палочкой-клюкой, да ещё с болячками не очень-то попрыгаешь.
Но это люди-магниты.
Вот и сидим за столом, а точнее, за столами, несколько десятков их знакомых, друзей и родственников.
Вот эти из мошава Нааляль. Адасса оттуда родом. Там же рос и Моше Даян, там же, на высоком холме он и похоронен. А вон та дама с седыми буклями тоже из Нааляля. Как здорово она поёт! Вместе с Адой!
Да, да. Той самой Адой, которая живёт в Верхней Галилее с четырьмя или пятью своими детьми от трёх или четырёх своих мужей, а сегодня она пришла с длинноволосым и бородатым американским евреем, с которым она живёт уже года три или четыре. Но это не важно. Важно, что она замечательно поёт ирландские, южно-американские, еврейские и прочие песни на множестве языков и, главное, сопровождая выступление на множестве же музыкальных инструментов, начиная от каких-то хитрых барабанчиков до свирели, гитары и некоторых вовсе диковинных штучек, которых я нигде, кроме неё не встречал! Вместе с давней своей подругой Дианой они записали большое число дисков, а один из них, последний из вышедших в свет, она принесла с собой, предлагая желающим. Я писал об Аде и Диане тут:
http://artur-s.livejournal.com/26398.html?nc=16
Сегодня были гитара, какая-то хитрая дудка и кастаньеты.
Наверное, с пару часов лились звуки старинных еврейских песен времён молодости новобрачных! Это песни первых кибуцников и мошавников в стране Израиля. Некоторые на музыку советских композиторов вперемешку с воспоминаниями о тех годах, когда во всех клубах этих кибуцев и мошавов висели портреты Солнца Всех Народов товарища Сталина, на которые чуть не молились тогдашние местные колхозники, пока не разобрались, что к чему!
Тут же, за столиками, пели песни старички и старушки, приехавшие с Голан, из Иерусалима, из Ришон-ле-Циона, со всей страны, где они бросили якоря в незапамятные времена, ещё до образования государства.
Ведь поженились сегодняшние молодые в сорок шестом, когда в Палестине властвовал Британский мандат. Яков вернулся тогда из Италии, где прослужил три года в Еврейской бригаде британской армии. Он не вернулся в свой родной Ришон, в котором учился на агронома, а уехал вместе с другом в мошав, из которого после войны изгнали немецких колонистов-темплеров и дома которых передали новым хозяевам.
Там они и встретились с Адассой, которая случайно заглянула на огонёк из своего Нааляля, да так и осталась на все эти самые шестьдесят два года!
– Янкель, ну, скажи пару слов! Ты же сегодня молодожён!
Яков покряхтел и, улыбнувшись, сказал:
מותר אדם מן הבהמה אין
Мотар адам мин хабээма айн.
Что значит: человек ест то, что едят животные, то есть, нет разницы между человеком и животным, там, где ели животные – ест человек.
– Ты это к чему? – спросили.
– А вот к чему. Вы сейчас сидите в ресторане, да. А знаете ли, что было здесь раньше?
– Расскажи! – попросили.
– Раньше, лет шестьдесят тому назад, здесь жили мы с Адассой! На втором этаже. А здесь, где мы сейчас сидим, был хлев. И были здесь коровы. А сейчас мы сидим, – и, довольный, рассмеялся.
– Вот почему я вспомнил то, что написано в ТАНАХе: человек ест там, где ест зверь, животное. Не отличаются они друг от друга.
– Э! Что ты хочешь сказать? Что мы…
– Хас вэ халила! Ни в коем случае! Просто вспомнил. Там, в ТАНАХе много выражений на арамейском языке. Иврит же – он из арамейского произошёл.
Он такой, этот Яков-Янкель. Скажет что-нибудь – хоть стой, хоть падай! И всё из ТАНАХа, из Библии, то есть. Запало ему в голову. Что делал пять минут назад – не помнит, а древние изречения – наизусть шпарит!
– Янкель, расскажи что-нибудь! – просит Алон, слегка коверкая иврит лёгким английским акцентом.
– Да. Да! Расскажи! – присоединяется к мужу Хана. Тут уже не лёгкий акцент, а тяжёлый.
Эта пара живёт в Гите, небольшом поселении в Верхней Галилее, где обосновались восемьдесят семей. Я был там. Сказка, как и всё в этих местах!
История этой семьи интересна и странна. Но в Израиле такое встречается на каждом шагу!
Лет сорок-пятьдесят тому назад приятель Якова по имени Тэдди, он из американских евреев, уехал из Израиля в Австралию. Надоело, сказал, мне ваше сельское хозяйство с озимыми, говорит, и яровыми! Не хочу! И уехал.
В Австралии, оказывается, его папа держал парочку гаражей. Сын пристроился к этому бизнесу, разбогател, женился и родил сына. Вот этого самого Алона.
Папа Тэдди жил на широкую ногу в Мельбурне, но через несколько лет вдруг заскучал по родине, по Израилю. Да так заскучал, что принялся каждые два года навещать своих друзей, в том числе, и Янкеля. Приедет, выспится как следует, и давай мотаться по стране, особенно по тем местам, где есть казино! Любил папа встряхивать свою нервную систему блэк-джеком и рулеткой. Просадит, бывало, всю денюшку, и к другу Янкелю под крыло! Отоспится, запросит денежный перевод из своего Мельбурна, и снова – в любимые подпольные казино! Их, казино-то, запретили. Нельзя на Святой Земле впадать в грех блуда, разврата и азартных игр!
А между тем, в Австралии рос сын. Алон. Рос, рос, выучился на врача, и пришло время жениться. А где жену найти? Ну, не в Австралии же!
И поехал Алон развлекаться в Индию. Смотрит, в Индии ходит одна девушка. Одна, как перст, хотя и симпатичная. В составе группы немецких туристов прямо из самого Берлина!
Положил Алон на неё глаз. А она на него. Вот так, с положенными друг на друга глазами, и провели они время в Индии. То есть, день или два. Потому что она ведь в составе группы, а он одиночка из Австралии.
Договорились встретиться на следующий год в Европе. Встретились.
Вот так, преодолевая препоны географии, рождается иногда любовь!
Поженились в Германии. Уехали в Австралию. А потом…
Пока папа Тэдди мотался туда-сюда по маршруту Гараж, Мельбурн – Казино, Израиль, сынок, нашедший в Индии свою любовь из Германии, попал в сети христианских миссионеров в той же Австралии, хотя по крови он – чистокровный еврей!
И решили они, Алон и Анна, уехать в Израиль агитировать за Иисуса Христа среди неправильно сориентированных израильтян, погрязших в иудаизме!
Анна стала Ханой. Алон так и остался Дубом, поскольку на иврите Алон – это как раз Дуб и есть.
Пожили они с годик у Янкеля с Адассой. Алон нашёл работу в поликлинике, а Хана учила иврит. Для неё это было проблемой. Она чистокровная немка. Немецкий язык – родной. С мужем она говорит на английском, поскольку тот не знает немецкого. А тут ещё иврит! Каша в голове, путаница в трёх языках и слом языка при переходе с одного на другой, а потом и на третий! Результат налицо. Ребята в стране шесть лет. Алон слегка запинается на иврите. Хана выдавливает из себя слова с немецко-английским акцентом. И так они, вроде, миссионерствуют.
Но в такой компании, как наша, они помалкивают на эту тему, ибо мы сами кого хошь замиссионерим!
Ну, это шутка.
Несколько ровесников наших молодожёнов, приняв слегка на грудь, ударились в воспоминания об итальянском походе, о римлянках и венецианках, получая при этом удары локтём в бок от своих половин, чтобы не забывались!
У каждого из этих ровесников – своя, особая история. Вон та дама с седыми кудельками – из Раананы. Она в молодости вышла замуж за израильского посла в Венгрии, потом бросила его и вышла замуж за своего друга детства – кибуцника. Вон он сидит, закручинился, вспомнил молодость.
А потом выдал тост за свою жену. Молодец!
И вино льётся понемногу, потому что у того брюхо уже не варит, у этого сердце шалит, а вон тот вообще неделю назад был в реанимации.
Молодёжь выручает!
Те пьют только так…
Но каждый второй тост – за Израиль! За страну, принявшую их и их семьи в старые времена на свою жаркую, пустынную грудь.
За друзей, не вернувшихся из Синая во время Войны за независимость, Войны на истощение и Шестидневной войны, с Голан и из Ливана во времена Войны Судного Дня и Первой Ливанской. Выпили и за тех молодых, кто не вернулся со Второй Ливанской, той, которую и я почувствовал на своей шкуре!
За свою страну, пораненную ножами, пулями, бомбами террористов и саддамовскими Скадами, и хизбалловскими катюшами.
За страну, в которой нет покоя уже много-много лет.
За то, чтобы она жила и здравствовала, расцветала и умножала радость для собравшихся здесь, гонимых всем миром, евреев.
Здесь было немало молодёжи и людей среднего возраста. Но костяк составляли старики. Ветераны. Это они спасали страну не один раз. Ведь хотя бы одна проигранная война означает конец Израилю. Уж больно нецивилизованные у нас соседи. Сходу вырежут, сбросят в море, устроят новый Холокост. А потому ветераны в почёте. Хотя они и не обвешаны с ног до головы медалями и орденами.
Здесь это не принято. Это в порядке вещей. Кичиться нечем.
А потом снова пели песни. Старые и новые. Про поля и цветы, про Иерусалим и любовь. Пели все, невзирая на хриплые голоса и отсутствие слуха.
И Адасса и Яков, и Алон и Хана из Гиты, Ицхак и Лея из Нааляля, пара из Ришона и несколько иерусалимцев. Под аккомпанемент Ады из одинокой виллы в Верхней Галилее и её нового приятеля, классно играющего на какой-то необычной гитаре.
Пели евреи.
В честь шестидесятидвухлетия со дня свадьбы пары стариков, проживших в любви и дружбе всю свою жизнь.
У самого синего Средиземного моря.
Ну, почти у самого…
Надо только подняться от Хайфы к Кирьят-Тивону, проехать его, потом направо, не заезжая в бедуинский посёлок Басмат-Табун, …
Послесловие.
К сожалению, их обоих уже нет среди нас.
Мир их праху.