– Вот помните, был такой лозунг: слава советской медицине? А я бы добавил – и медичкам советским тоже слава!
Старик ухмыльнулся.
– Как сейчас помню, дело было давным-давно, когда ещё очереди в Союзе были небольшими, да и то за книгами. То одного писателя выбросят – очередь с утра до ночи, то второго – очередь с ночи до утра!
Модно было это дело. Допустим, выкинули пятитомник какой-нибудь, и народ валом за ним. А как же! Стенные полки заполнять! А тут сразу пять томов, да ещё корешки такие красивые: зелёненькие, с золотым теснением и буквы красивые! Значит, можно в центр третьей полки, если сверху считать. Очень броско получается и красиво: зелёное с золотым пятно – очень освежает глаз!
Так было, юноши!
Золотые времена! Принесёшь домой зарплату рублей сто сорок, колбасы любительской с водкой за три шестьдесят две отоваришь, пивца дюжину до кучи, селёдку и пару банок шпротов с зарплаты – и всё! ничего в жизни не надо!
А к утру бац! – извещение, что приходит тебе пятитомник по подписке.
Жизнь начинает полниться чувством собственной значимости и глубокого удовлетворения: повышаешь культурный уровень! Как у всех. Не только колбасой единой жив человек!
И накормлен, и интеллигент.
Книжек вон сколько по стене налеплено! Может, в старости почитать вздумается, кто знает? Сейчас-то некогда, работа, да работа.
Гости, опять же, придут, а тут: ух! интеллигент какой! Уважуха, ёшкин кот! Книг много, от потолка начинаются и аж до пола почти что простираются!
Вот так и жили, ребятки.
Дурь совковая во всей её дикости.
Сидели в отдельно взятой родине, мир ни хрена не видели, один канал радио да один канал телевизора рассказывали сказки о колхозных пердовиках да о стахановцах, а потом колбаса с картошкой да водка с пивом.
Стою я как-то тёмной ночью в очереди за каким-то двухтомником. То ли Лермонтов, то ли Куприн. Или это был шеститомник? Убей, не помню.
А передо мной такая дамочка, вся из себя симпатичная.
Смотрю втихаря, она глаз на меня положила. И секёт через зеркальце, якобы губки подкрашивает. А глаз прямо в меня вонзился и сканирует сверху донизу!
Ладно, думаю. Сегодня среда, завтра жинка уезжает в командировку до понедельника, время есть.
– Вот я, – говорю низким голосом, – удивляюсь, чего это люди по ночам стоят в очереди. За чем? За книгами. Дожились. До чего у нас всё хорошо, все проблемы решены! Атомная бомба есть. Водородная тоже. На Даманском китайцев пощекотали, на Кубе ракетками пошуршали, всех до смерти напугали и утихомирили! Ай, молодцы! А теперь чего делать остаётся? Книжки читать, да коммунизма ждать. Вы не в курсе, девушка, в котором часу надо вставать, чтобы не проспать приход коммунизма? Мы народ опытный, за книжками всю ночь напролёт, так что… Как думаете?
Смотрю, она юмор мой приняла и несколько зажеманилась. Мой опытный глаз определил: рыба клюнула. Пора и сачок подводить, учитывая неплохие габариты.
– Я вас знаю. Вы ведь в нашем вузе были лет десять назад? На Первого Мая. Тогда был прекрасный вечер у нас в фойе. С напитками и прочим.
– Ого, какая у вас память! Я запамятовал. А что за вуз?
– Мед. А вы ведь из Политеха?
– Из него я вышел, да. А как это вы меня запомнили, дело ведь давнее?
Ну, и пошло, поехало…
У меня, ребятки, алгоритм имеется. По охмурёжу и завлечению в койку.
Не рассказывал?
Это очень просто, как говорилось в одной старой книжке под названием
"Электроника – это очень просто."
Объясняю.
Вначале густо топчусь по ушам, навешивая информацию. Причём, неважно, что за информация, главное, чтобы побольше и поярче! В молодости я брал это дело в книжках типа "Беседы о бионике" Литинецкого. Факты про зверушек напополам с достижениями передовой науки.
Девушки велись по-страшному, потому что они слушают не двумя ушами, а одним – средним, которое сидит глубоко в голове и окрашивает поток ерунды в красочные цвета с романтическим уклоном в сторону ЗАГСа.
Этот поток, по мере сил, я обрамлял внешними красотами типа гор, пальм и прочих пикантностей, что, как правило, происходило в соответствующем месте и в определённое время.
А именно, юг, Кавказ или Крым. Отпуск.
От такого симбиоза контрагентши расслаблялись, теряли осторожность и заглатывали крючок вместе с леской и удилищем.
Что и требовалось доказать!
Но в данном конкретном случае встреча-то произошла ночью, в предрассветную рань, в неуютных уличных условиях, в присутствии толпы любителей книжных обложек!
И надо было что-то делать.
Также, как и было сказано выше, поджимал цейтнот: у меня четыре чистых дня, за вычетом времени на работу!
Надо было спешить и брать поводья побыстрее, да покрепче.
Про поводья я вспомнил, опираясь на Ильфа. Он где-то толковал про то, как увели девушку прямо из стойла! Кажется, это было связано с общежитием имени монаха Бертольда Шварца и некоей Зосей, передовой девушкой первых пятилеток.
Долго ли, коротко сказки мы сказывали, но надо было и дело делать!
Договорились мы встретиться завтра, то есть, фактически сегодня уже, к вечерку.
И вот еду я, еду на свидание, прямо в военный городок!
У нас в те времена вокруг города были сплошь военные городки и военные зоны, оцепленные всякими оцеплениями.
Это дело я преодолел, да и прибыл по данному мне адреску.
Захожу в дом, и первое, что увидел, была офицерская шинель на вешалке!
Потом смотрю, фуражка форменная и прочие причиндалы.
Девушка, уже в коридоре, упала мне на грудь. Видать, хорошая у неё память, даже десять лет, что не виделись, не помеха!
Я давлю косяка на шинелку и спрашиваю глазами, откуда, мол, такое?
– Так он же у меня военный. Сейчас должен подъехать. Надо нам поторопиться!
Нехорошо мне стало, ребята. Ой, как нехорошо.
Я же слышал, что военные носят при себе не пукалки какие, а самые, что ни на есть, Макаровы или что там есть покруче!
Только этого мне и нехватало. Стоило переться полтора часа в зону, чтобы пулю схлопотать в лоб?
Ну, сами понимаете, отсюда и потенция пошла на убыль…
Да. Хм. Гк-хммм…
Но я же тогда был чертовски молод! Собрал все свои молодые силы, да и отметился.
Красотка стала подгонять меня, едва процесс завершился.
– Он должен вот-вот подойти! Давай уже, одевайся! Всё, всё… Он строгий у меня.
Я только успел окинуть взглядом приют любви, состоящий из наваленной на кухонном столе горы грязной посуды, разбросанных где попало вещей, белья, каких-то корзин, как над входной дверью зазвенел, загремел, затрещал звонок.
Ребята, повторяю, я тогда был молод, крепок и быстр умом, как передним, как говорится, так и задним.
Прижал палец к губам и тихо прошептал:
– Я из районной поликлиники. Доктор. Насчёт прививок.
Пассия стояла, завернувшись в халат. Ни жива, ни мертва. Опыта, видать, было маловато на тот момент.
Я повернул ключ в замке, открыл дверь.
Передо мной стоял здоровый боров в погонах. На голову выше меня.
– Здрасьте, – бодро сказал я. – До свиданья! – это я уже даме сердца говорю.
– Не забудьте привиться!
И вышел.
Боров молча смотрел.
По лестнице я спускался не торопясь, но выйдя из подъезда, вдарился бечь, как тот дед Щукарь, аж чирики с ног спадывали! Я же помню, что скорость пули гораздо больше, чем скорость человека, оставившего свою мужскую силу в квартире офицера.
Больше мы с этой медичкой не встречались.
Зато с другой….
Друг перебил приятеля, ухмыльнувшись мефистофельски:
– Погоди, погоди, Старый, не горячись.
Сказал – отойди в сторонку, дай товарищу высказать наболевшее!
А вот вам, человеки, сколько раз дамы предлагали жениться? Как честным джентльменам, естественно?
Не с надрывом после случившегося или, положим, с жёстким требованием, а просто так, в ординарной обстановке, без угрожающих призывов сходить в суд или с предложением повеситься на брудершафт!
Вот то-то!
А мне аж три раза предлагали!
Сейчас расскажу.
У первой из них муж был охотник.
В прямом смысле слова, то есть, охоч до пальбы по зайцам и волкам. Вообще-то он был кандидат наук, тоже в медицине, но это так, хобби.
А охотником он был от рождения, так сказать, с молоком матери впитал, короче, родился с охотничьим карабином в руке.
И вот, этот охотник завёл себе развлечение.
Собирал корешей-охотников, приводил домой, пил с ними водку, потом они сваливали куда-нибудь в лес, а жена его оставалась одна в натоптанной сапогами комнате, центр которой был застелён, как и положено специалисту, шкурой убитого медведя.
Звали её Оленькой.
Такая пташка, пигалица, кроткая и мягкая женщина, брюнетка и миниатюрная куколка с чёрными большими глазами на фаянсовом лике.
Мы, собственно, были знакомы с ней давно, со студенческих лет, и однажды я даже на очередной гулянке заваливал её в ванную, заполненную мокрым бельём, находящимся в процессе отмокания последнего, в кубометре воды.
Тогда всё кончилось конфузом для меня и мокрой юбкой для неё, но стало поводом для хороших отношений в будущем.
Мы поржали тогда и разошлись лет на пятнадцать.
Потом встретились в больнице, где она служила терапевтом, а я валялся в палате с раскуроченной нервной системой в процессе первого своего неудачного брака.
Почирикали, почирикали, вспомнили молодость и ванную в том числе, а потом стали дружить.
Я был уже в разводе, а она искала замену своему охотнику, спецу по зайцам.
Кстати, не буду отрицать, что медвежья шкура очень даже способствовала сближению и воспоминаниям, только лишь воняла гадко и была жестка и грязна, так что приходилось подкладывать что-нибудь чистое и белое.
Продружили мы, наверное, с полгода.
Бывали у неё, когда муж на охоте, ходили в кино и театры, гуляли по паркам, в общем, культурно развлекались.
За это время привыкли друг к другу, присмотрелись и пришли каждый сам по себе к выводам, кардинально и принципиально противоположным один другому!
Я убедился очередной раз, что снова гуляю мимо цели.
Представил её своей постоянной спутницей жизни и ужахнулся, как говорил один мой знакомый другой моей знакомой по поводу плохо сваренного супа.
Она, конечно, птичка и рыбка, но такого бардака в женской головке я давно не видывал, потому что мешанина из русской классики, сентиментальной одухотворённости и примитивного неумения сделать хороший винегрет, мешала моему пониманию семейных отношений в их советском варианте!
Она же, видимо, побуждаемая постоянным запахом медвежьей шкуры в доме, а также постоянным отсутствием в доме хозяина, решительно положила на меня глаз, тем более, что я был тогда, да и сейчас, далёк от радостей охоты на зверушек, как звезда Бетельгейзе от охотничьих трофеев её супруга.
Короче, сидим как-то в парке и смотрим на берёзы.
Она и говорит:
– Друг, возьми меня в жёны!
Я аж поперхнулся.
Неожиданный ход в этом грёбаном эмансипированном мире, а?
Дамы приглашают кавалеров, да?
Я, заткнувшись, покосился на неё.
Она сидела строгая и печальная.
Не смотрела на меня, а как бы говорила сама с собой. Жалобно так. Пригорюнившись.
Жалко мне её стало, братцы.
Вижу же, мужик одурел со своими охотниками, бабу в упор не видит, а она натура тонкая, сентиментальная и чувствительная.
Да. Но это же не повод для свадьбы, верно?
Промолчал я.
Не стал вдаваться, так сказать.
Представить её своей женой никак не мог.
Не такие идеи роились в моей измученной душе.
Мне нужна была подруга.
Настоящая.
Не кусок соплей на шее.
Посидели мы, посидели, да и разбежались.
И вот, месяца через три после разговора на лавочке в парке, иду я себе по городу и мечтаю о семейной жизни.
На лавочке у фонтана сидит Оленька.
И плачет.
Я вписываюсь в эту сцену у фонтана, и тут она бросается мне на шею!
– Дорогой, скажи, что мне делать?
Я погладил её по плечу, пытаясь успокоить, но она горевала по-честному и рыдала, добавляя к фонтану, что бил неподалёку, новые струи жидкости.
– Что мне делать? Я познакомилась с москвичом, он тоже медик, была конференция, и он не отпускал меня от себя целую неделю! – безостановочно причитала несчастная. – Потом он сделал мне предложение, и мы решили пожениться, и теперь я должна через месяц ехать в Москву, всё бросить здесь, а жить мы будем у него, а я боюсь, что мне делать? Ты точно не хочешь на мне жениться?
– Оленька, а с мужем ты разошлась?
– Нет ещё. Я не знаю, что мне делать! Ты точно не хочешь на мне жениться?
Я всё понял.
Это истерика.
Я сказал:
– Оленька, успокойся. Разведись. Езжай в Москву. Поживи там. Это столица. Там уйма народу. Не может быть, чтобы среди миллионов мужчин ты не нашла бы то, что тебе надо! А здесь у нас что? Только твой охотник, да я грешный. Этого мало. Езжай! Счастливо!
И она уехала.
Больше я её не видел.
Зато другая…
– Э-э-э, аллё, аллё! – перебил я Друга. – Потом доскажешь! Сейчас моя очередь! Сойди с трибуны!
Старик заржал.
– С трибуны сошла доярка, и тотчас на неё взгромоздился председатель!
Давай, Дока, расскажи посмачнее, а то мы с Другом рассказываем без подробностей. Давай, ближе к телу!
И я начал.
(продолжение следует)