Ну, почти тридцать. Через три недели ровно стукнет. 20 января.
Эпиграф первый.
Не ту страну назвали Гондурасом…(с) народная мудрость)
Тридцать.
Это срок.
Восторги первых лет поутихли.
Пытаюсь спокойно, без эмоций, разобраться в произошедшем.
Выводы пока что такие:
Первый.
Здорово всё-таки, что я оттуда уехал!
Второй.
Здорово всё-таки, что я здесь, именно здесь, живу!
Ччё-о-орт.
Не получается без эмоций.
Снова.
По порядку.
Главное всё-таки то, что я убрался оттуда.
Ведь ещё в молодости даже мечтать боялся о том, что можно жить у моря, в тепле, в зелени. Круглогодично!
Тридцатилетним сидел я в фанерном домике, даже не в домике, а в будке размером три на четыре метра. Это была пристройка к домику хозяина, сдававшего на пару-тройку недель несколько таких будок в городе Ялта.
Хозяин – старик, работавший кочегаром при санатории.
Пьяница и жулик. Чуть не угробил меня мозольной жидкостью, вместо спирта. Три года, чудак, не спускался к морю, до которого полкилометра.
– Успею, – говорит, – какие наши годы. Да и вообще, вода холодная и солёная. Хочешь, спирта плесну?
Алкаш был жуткий.
А я всё удивлялся.
Как же так? У моря живёт, и счастья своего не понимает. Его бы на пару дней в нашу Сибирь. В январе. В тридцать-сорок ниже нуля. Понял бы, наверное.
Я был готов бросить свою инженерию и работать кочегаром вместе с этим дурным дедом!
Как я хотел к морю!
И я спросил его, нельзя ли как-нибудь пристроиться подручным?
Дед только заржал и плюнул оземь:
– А чё тут делать, сынок? Тоска зелёная. И шибко жарко.
Так и не поняли мы друг друга.
Первая – в Обнинск.
Это случилось после женитьбы, когда мы жили в течение полутора лет на квартире у бывшей пациентки моей жены.
Мы ушли из своих домов, оставив "бывшим" всё и перебравшись к этой женщине.
Я в то время работал начальником отдела в НИИ, а жена заведовала отделением в поликлинике.
Нашим у Ларисы Александровны был только диван. Остальное – хозяйкино.
Но дело с институтом в Обнинске сорвалось, когда жена узнала о первой же работе, которую мне предложили в Ядерном Центре в качестве заместителя начальника конструкторского отдела: разработка робота-манипулятора для извлечения графитовых стержней из зоны работы.
Жена сказала:
– Никаких облучений! Мне нужен живой муж, а не мёртвый герой! И забудь про подмосковный Обнинск. Будем искать другое.
Потом было приглашение в Черкассы.
Это бывший директор НИИ звал меня туда.
Тоже роботы, но тематика поспокойней.
И туда мы не поехали, предчувствуя, видимо, что всё вскоре и в Черкассах и в Союзе вообще накроется либо медным тазом, либо чем-нибудь помягче, но с аналогичным эффектом!
Так и случилось.
Не удалось мне в Союзе перебраться в тёплые края.
А потом вдруг...
И ведь что характерно, как говорил мой знакомый работяга-плиточник Костя, садясь на корточки и упёршись спиной в стенку, – ни сном, ни духом не думал я до той поры о переезде за границу вообще, а не то, что в Израиль!
Мозги мои, как и у многих других сибирских евреев, были закомпостированы совковой пропагандой: агрессоры, сионисты, бедных арабов долбают в хвост и гриву!
Ага.
Особенно сейчас мне смешно это вспоминать, когда, как житель Галилеи, я живу и работаю рядом с арабами, сталкиваюсь с ними ежедневно, кормлюсь с ними в одних и тех же суперах, лечусь у врачей-арабов, езжу по арабским деревням в арабские кабаки и живу рядом с Нацеретом, арабским городом. Само собой, это всё арабы-христиане. С мусульманами другое дело. Но представлять в течение многих лет это дело так, что Израиль гнобит всех подряд арабов – это верх цинизма совковой пропаганды. Полтора миллиона израильских арабов живёт так, как это и не снилось жителям множества российских городков, посёлков и деревень. Как вспомню эти умирающие деревни под Новосибирском и на Алтае, которые я видел в своё время – мороз по коже.
Я неоднократно беседовал с арабами, работающими на израильских предприятиях. Почти у всех из них есть родня в Дженине, Калькилии и других городах автономии. И ни один из них не хочет уехать туда к родне. Ни один из тех, с кем я говорил. А посмотришь на виллы в арабском Нацерете или в небольших посёлках в Галилее, закачаешься, как говорится!
На кого была рассчитана эта пропаганда?
Да на дремучих совков вроде меня, пялящихся в те времена в один-два канала советского телевидения, да слушающих один канал советского радио.
Да, интересные были времена…
Сейчас некоторые с тоской ностальгируют по ним.
Ну-ну.
Я – нет.
Естественная печаль по хорошим людям, по друзьям-товарищам, в большинстве своём, чисто русским.
Жаль, что так случилось.
Была держава.
Да сплыла.
Сплыла со своим государственным и бытовым антисемитизмом, которого я наглотался по самое нехочу, даже занимая приличные должности в науке и технике, и никогда не стремясь не то, что в политику, а даже в эту самую партию, о которой так долго толковали большевики.
Сплыла, оставив гражданам своё презрение к нацменам, свою великодержавность, в одних портках, но с атомной бомбой в руке.
Бог с ними.
Накрылась держава – ничего уже не поделаешь. К тому дело и шло с самого начала.
А я начал новую жизнь!
На новом месте.
С нуля.
С нуля!
Когда поехали в совсем не знакомую страну, на двоих у нас было четыре ручных сумки с бельишком. Да триста долларов в кармане. На двоих. Всё остальное оставили повзрослевшим детям. К тому же у нас отобрали советское гражданство. Просто порвали паспорта.
Родня, которую мы обнаружили в Израиле, попадала в обморок:
– Да как же так? Вы сумасшедшие! Как вы собираетесь тут выжить? Сдохнете с голоду!
В таком духе.
Но мы не были сумасшедшими.
Романтиками – чуть-чуть.
Уверенными каждый в себе и друг в друге – да!
Знали, что будем хвататься за любую работу. Чтобы не только выжить, а чтобы нормально жить, детям помогать, радоваться жизни, занять своё место здесь, да ещё и мир повидать.
Мир повидать.
Это то, что в Союзе дано было очень даже немногим. Даже работая Главным Конструктором некоей фирмы, я не был удостоен чести посетить заграницу, не считая Болгарию и прочих из советской зоны.
Во-первых, пятый пункт, во-вторых, беспартийный… а дальше и говорить не стоит.
Причём, это было, как бы, само собой разумеется – по нацпризнаку и партийной принадлежности не пускать людей за рубеж. Боялись, что сбегут все...
Ладно, проехали.
Эпиграф второй.
В молодости живёшь завтрашним днём, в зрелости умнеешь и живёшь днём сегодняшним, а в старости мудреешь и вспоминаешь день вчерашний.
А теперь, к главному.
Чем же меня пленил Израиль?
Я ведь не хочу жить ни в какой другой стране.
Не надо мне ни Штатов с их грандиозностью и мультикультурой, ни Германии с её красотами и её народом, ни других стран Европы, в которых я побывал, ни, тем более, России с её вековой путаницей в трёх соснах, от коммунизма до какого-то странного капитализма!
Мне здесь комфортно. Мне хорошо.
Я здесь среди своих.
Разных.
От разного цвета кожи до разного понимания действительности.
От ультраортодоксов, живущих в средних веках, до молодых ребят, родившихся здесь в семьях интеллектуалов.
От людей, говорящих каждый у себя дома на своём языке, привезённом из стран исхода, а на работе, в быту, на отдыхе – на языке праотцев, кстати, языке, который был введён в современный обиход только сотню лет назад, хотя имеет тысячелетнюю историю.
Я здесь дома.
И мои имя и фамилия не вызывают здесь вскидывания бровей и чесания в затылке.
Это страна людей, возвращающихся на свою землю после тысяч лет изгнания и блуждания по чужим странам.
Я это не выдумываю. Я это чувствую каждый божий день.
Соседи справа – из Аргентины.
Слева – из Марокко.
Спереди – из Молдавии.
Сзади – из России.
Рядом – из Ирака.
Чуть дальше – из Йемена.
Через дом – из Франции.
Через два дома – из Штатов.
Но общий язык, общие беды и общие радости, общие праздники и общее горе – сплачивают, объединяют.
Здесь чувствуешь себя частью народа.
Древнего. Мудрого. Молодого. Задорного и неунывающего.
Если убивают незнакомого мне солдата в Ливане или в Газе, я плачу, как плачет вся страна. По каждому. По неизвестному мне.
Каждому празднику здесь – тысячи лет.
Песах. Йом Кипур. Ханука.
Традиции народа. Мы их изучаем и уважаем их. Потому что это традиции моего народа.
Идея интернационализма и братства всех народов накрылась той же самой этой самой вместе с коммунизмом, с его преследованиями инакомыслия и отклонениями от генеральной линии.
Мир давно понял, что своих тянет к своим, отторгая чужаков.
Все примеры межрасовой и межнациональной дружбы и компромиссов притянуты за уши, и только боязнь суровости законов мешает называть негров ниггерами в Америке, а евреев жидами в Германии, где за это можно схлопотать три года отсидки.
Как только рассыпался союз нерушимый свободных народов, так сразу разбежались казахи от узбеков, русские от белорусов, украинцы от "москалей".
Человек привык жить в своей стае, как и полагается природой: чужих – отторгать!
А посему мне спокойно среди своих, несмотря на свору псов, окружающих мою страну и дрожащих от страха силы, исходящей от Армии Обороны Израиля.
Такие дела, ребята.
Не надо мне мульти-пульти-культур-мультур.
Чего и вам всем желаю!
Живите среди своих.
И будет вам хорошо.
Как мне.
Мне, прожившему уже тридцать лет в тёплой во всех смыслах, стране, зелёной, красивой, мощной и непобедимой, потому что за тысячи лет моему народу удалось сохраниться, выжить и процветать.
Не надо воспринимать всё выше перечисленное в качестве гимна идеальному обществу и идеальной стране!
Здесь, как и везде, масса проблем, глупости, идиотизма и прочих прелестей, присущих любой стране, любому народу.
Просто лично для меня это место идеально вписывается в мои представления о том, как нужно сплачивать разнородные массы людей, приехавших из полутора сотен стран с различным менталитетом, образом жизни и уровнем культуры (достаточно сравнить выходцев из Эфиопии с выходцами из стран Европы).
Уверен, что молодое поколение, пройдя школу и армию, образует монолитный народ Израиля с его духовными вековыми ценностями.
Не обращайте внимания на кажущийся пафос в моих рассуждениях!
Я просто в хорошем настроении.:))
Но это ещё не всё.
Самое наиглавнейшее я припас напоследок.
А самое главное – это любовь.
Как ни странно это звучит в современном мире с его порнографическим устремлением в сторону соответствующих телевизионных передач и интернетной помойной ямы.
Мы здесь вдвоём.
И только.
Вся израильская родня, о которой до приезда мы не имели понятия и познакомились только здесь – это, конечно, неплохо. Но, как ни крути, это чужие люди, родившиеся здесь и прожившие долгие годы в своём кругу. Люди, прошедшие все беды и войны Израиля. Люди с устоявшимися взглядами на жизнь, на свою страну и на другие страны, в частности, на Россию, на Союз, который они так и называют: Россия, которая практически всю свою историю поддерживала арабов, давала им оружие, которое убивало и калечило мою здешнюю родню, их друзей и знакомых, детей и взрослых.
Поэтому глупо было ждать от них полного откровения и сочувствия.
Мы явились не много лет назад, когда Израиль строился и воевал не на жизнь, а насмерть, а только когда нас припёрло, когда стала сыпаться ненавистная им враждебная страна.
Так нас и приняли.
Не все, но большая часть.
Один из родичей, которому снарядом в войну Судного Дня оторвало руку, ступню и вырвало глаз, когда ему сказали, что прибыл я с женой, бросил телефонную трубку:
– Нет у меня в России родных. Не знаю никаких таких приезжих!
И с ним я так и не свиделся по сей день!
Были исключения, да.
Но это были единицы.
А сколько незнакомых людей пытались на первых порах, в первые наши недели в стране, чем-нибудь помочь: кто радиоприёмник принесёт, кто электроплитку, кто что.
Так что, надежда была только на нас самих, на меня и на неё!
На выручку, на поддержку, на плечо.
Здесь, в экстремальных условиях новой страны, непонятного, на первых порах менталитета, да ещё и в условиях войны с Ираком, когда каждый вечер января и части февраля 91-го года завывали сирены и саддамовские Скады, первой родиной которых была всё та же Россия в составе Союза, здесь проверялась наша любовь.
Многие семьи разрушились, не все смогли выдержать дикие психологические и бытовые перегрузки. Рассыпались семьи, уезжали обратно слабые, бежали в Америку и Канаду те, кто поняли, что здесь не сахар.
А осталось всё же большинство репатриантов, которые закрепились в стране.
Но мы вдвоём впряглись, выдержали.
И это дало результат.
Тридцать лет в стране вместе, к плечу плечо.
Дом, работа, счастье.
Дети взрослые, давно живут своей жизнью. Приезжают, проведывают. И мы их навещаем, правда, не так часто, как этого хотелось бы.
Но живут отдельно, своими семьями.
Так что можете поздравлять!
Тридцать лет – это вам не шутка.
