20-го января сего года произошёл у меня юбилей: 30 (тридцать) лет на родине моих предков! И столько же, как я убрался из пшикнувшего вдруг СССР-а, распавшегося на составные части, конфликтующие и по сегодня между собой. Ну, кто бы мог подумать в те времена, что Россия с Украиной... два братских, так сказать, как говорится... народа... Или вот Грузия...С Белоруссией какие-то непонятки...Про Литву, Латвию и Эстонию вообще молчу, они, вроде бы, в Европе сейчас и в НАТО, кажется...
Ну! Кто бы мог подумать тогда?
Тридцать лет тому назад...
Короче.
Помню каждый день...
И этих дней не смолкнет слава. Ну, хотя бы в моей памяти.
14 января 1991года.
После двух дней жоской-жоской пианки по поводу дня рождения жены и нашего отбытия в полную неизвестность, ассоциировавшуюся тогда с краем света, концом света и другими аналогичными категориями, мы прибыли на вокзал, где на первом пути уже ожидал нас поезд "Сибиряк" Новосибирск-Москва.
Дело было утром.
Провожавшие: Мария Михайловна, Валера, Рита, Юра, Наташа, ещё Наташа, ещё Наташа, Ира, Игорь, ещё Игорь, Люся, Оля и Артур с Лилей.
Напутствия:
- Приедешь туда, приделай моторчики к апельсинам и гони их сюда! (Валера)
- Счастливого пути! (Все)
Общее настроение (прочитано в глазах провожающих):
– Пусть земля вам будет пухом!
– Куда вы попёрлись-то?
– Больше не свидимся, эх.
– А вдруг повезёт, всё не Сибирь…
Багаж: четыре спортивные сумки с исподним, нательным и постельным.
Деньги: 300 зелёных баксов на двоих.
Всё.
Поехали в Израиль на ПМЖ.
Примечание:
М.М., Юра, Валера, Игорь Н., Люся – ушли в лучший из миров.
Прошло ровно тридцать лет.
15 января 1991 года.
Подъезжая к станции, у меня слетела шляпа (А.П. Чехов).
Не доезжая пару часов до Свердловска, меня свалил приступ почечной колики. Первый и, надеюсь, тьфу-тьфу, последний раз в жизни.
Предложение проводника и начальника поезда: в Свердловске – в больницу! Связались с городом, там готовы выслать скорую к поезду! Они же не знали, что едут беспаспортные бомжи.
Дикие боли и кошмар в башке: через пару дней вылет из Союза, гражданства советского уже нет, а другого ещё нет, бомж, фактически, теперь не успеть на самолёт и прочее и прочее из этой серии…
Жена врач, а потому, исключив диагноз аппендицита и ещё чего-то, поняла, что к чему, и приложив к низу живота грелку, приказала превозмочь боль и прыгать на одной ножке, чтобы камень проскочил! Опасно, но может сработать!
Мой вид, как потом она мне сказала, корчившегося от болей и прыгающего на ножке, был весьма далёк от героического образа, который до того момента был в её любящем сознании…
Пришли к выводу.
Прежняя жена прокляла меня и была у гадалки (это потом стало известно доподлинно!)
Наворожила, вредная, болячку!
С тех пор верю в потусторонние миры, в гадание на картах, на кофейной гуще, верю в оккультные науки, в чёрта и в дьявола. И в альтернативную медицину. А также в общение с духами.
Не смейтесь.
Не дай бох кому-то почуйствовать камень, выползающий из ваших недр!
Отменили врача из Свердловска.
Поехали дальше.
Прошло ровно тридцать лет.
16 января 1991 года.
Прибыли в город-герой.
И тут нам сообщают: а в Израиле война началась!
Ну и ну…
В книге "Давид" я подробнее написал обо всём.
Здесь кратко сообщу, что после пяти минут раздумий мы оба решили: едем! Негоже крутить задницей, если сознательно едешь в воюющую страну.
Пошли в голландское консульство, ведь тогда не было израильского посольства, не было дипотношений, а голландцы представляли Израиль в Москве.
Там говорят: ждите решения, а то две трети народу испугались и отказались ехать.
Ладно.
Подождали решения.
Говорят: полетим, только на день позже, не 17-го, а 18-го. На один самолёт людей набрать не можем.
Хорошо.
Ждём восемнадцатого.
А пока что пошли в театр "Шалом", где была хоть какая-то информация.
Смотрим, там висит объявление: "Граждане отъезжающие! Помните, вы едете не в страну ангелов, а в страну евреев! Держите ухо востро!"
Хы, - сказали мы, - удивили. Мы знаем.
Хотя, конечно, ни черта мы не знали.
Прошло ровно тридцать лет.
17 января 1991 года.
Поболтались по Москве слегка.
Дядька жены, бывший лётчик, часов пять уговаривал не уезжать.
Бил цитатами из советских газет: пожалеете потом! Поздно будет. Родина не простит. Родина слышит, родина знает, где её сын в облаках пролетает. Пел песни, бил себя в грудь. Звенели медали.
Я спросил:
– Вот вы – боевой лётчик. Сейчас на заводе. Как там, помнят ваши заслуги?
Дядька сник, и поскольку мы уже приняли на грудь, стал мекать и бекать, потом попёр на советскую власть и стал жаловаться на малую зарплату и неуважение спившегося коллектива.
В конце концов, после слов:
– Ты меня уважаешь? – А ты меня? – спели про перелётных птиц и приняли на грудь ещё по чуть-чуть.
На том и успокоились.
Каждый остался при своём.
Информацию о войне по телевизору и радио не слушали. Не хотелось пугать дядьку и тётку.
Дядька помер после смерти своей жены, кстати, не вмешивавшейся в географические и политические передряги.
Метался между Москвой и Киевом, где жила дочь, а потом, практически в полу-нищете, скончался в столице, городе-герое.
Да... Таганка, улица Нижегородская.
Хорошие были старики.
Прошло ровно тридцать лет.
18 января 1991 года.
Сели в самолёт, заполненный на две трети, да и те собраны с трёх рейсов, и полетели.
Пролетая приблизительно над границей Союза, вспомнил Жванецкого: "Пролетая над Череповцом, посылаю всех…", и послал житуху в Союзе к такой-то матери.
Над Будапештом глянул вниз.
Точно, Буда отдельно, Пешт отдельно. Между ними Дунай. Как говорится, Буда, Пешт, Дунай, баня, гуляш и Токай.
Настроение так себе.
Непонятное.
Вышли из самолёта, погрузились на автобусы и влились в огромную автобусную вереницу, везущую таких же бомжей куда-то.
Прибыли в пересыльный пункт – распределитель.
И когда шли огромной толпой, таща на себе свои шмотки, обратил внимание на угрюмые лица всех в этой толпе.
Шли в неизвестность, которая слегка пугала.
Ведь все поняли, что перешли черту!
Жизнь разделена на две части: до и после.
До – не хотелось даже вспоминать.
После – полный абзац!
Всё, что будет после, не просто в тумане, а в дыму и непробиваемой облачности! И, кстати, там, впереди – война.
Дали номер комнаты.
– Вас там будет две семьи, мест нет, огромный наплыв, – сказали.
Видимо, здесь собрали всех, кто добирался до Венгрии разными путями.
Пустая комната, две койки.
Какая-то пара.
– Здрасьте.
– Здрастье.
Вся беседа.
Повели обедать в огромную грязноватую столовку с пластиковыми столами и металлическими старыми стульями.
Первое, второе, компот.
Потом спать до утра!
На соседней койке ворочаются чужие люди.
На стенах размазанные следы от клопов.
Хреново.
Прошло ровно тридцать лет.
19 - 20 января 1991 года.
Утром завтрак, днём обед.
Ни контактов, ни разговоров.
Напряжение сильное.
Что ждёт нас?
Подумал:
– Хоть бы долететь, хоть бы не сбили в воздухе. Посмотреть охота на Средиземное море и увидеть сверху шо це таке Израиль?
Думал, раз война, значит, будут воздушные самолётные бои. Ан, нет. Исключительно ракеты. Скад и Пэтриот.
Вечером привезли в аэропорт.
Увидел Боинг и шеренгу израильских солдат в полной амуниции с Узи наперевес!
И сразу напряжение снялось!
Почувствовал защиту и поддержку.
В Боинге дали перекусить с вином! Такого в Союзе не было для таких командированных, как я. А уж в командировках я налетал немалые тыщи километров по всей стране.
Повеселели все.
А когда сверху увидели Тель-Авив, весь в огнях, яркий, с кромкой моря, все завопили! Мы ведь ожидали затемнённого города, по аналогии с известными ранее войнами.
И впервые я услышал аплодисменты пассажиров. Это было ново для меня.
Но это уже было ДВАДЦАТОЕ.
Два часа ночи. Или утра. Кому как.
В течение двух-трёх часов мы получили документ об израильском гражданстве, деньги на первое время, право на один бесплатный звонок по телефону внутри страны, право на одну бесплатную поездку в один конец на такси в любую точку страны, а потом перешли в очередь за противогазами.
Получили две сумки с противогазами вместе с подробной инструкцией по пользованию.
И вышли из аэропорта.
На все четыре стороны!
Но уже ставши полноправными израильтянами.
Тёмная ночь кончалась.
Забрезжило утро.
Прошло ровно тридцать лет.
(продолжение следует)