Из моей книги:
Пасмурно.
Вот-вот закаплет.
Серое небо, ненавистный серый цвет. Противно.
Сижу в гостях. Скука.
С балкона вид неплохой, но нет солнца.
Слева вдали горсткой рассыпаны дома Афулы. Видно, как по «Стрелке» чередой выдавливаются из города машины и ровным строем движутся в южном направлении в сторону перекрестка Мегидо и дальше, к Самарии.
Правее, ближе к горизонту, на горной гряде скопище зданий Дженина, переходящие с небольшим промежутком в Умм –эль-Фахм. Это уже палестинские территории.
Что за страна у меня?
Два шага влево – Средиземное море, вправо – Сирия, только разбежишься к северу – стоп! там уже Ливан, а на юге, в Эйлате, пялишь глаз одновременно на Иорданию, Саудовскую Аравию и Египет, сидя в Израиле!
Что за страна!? Малышка.
Нет.
Серо. Настроение ни к черту.
А аналогии-то какие пакостные приходят в голову!
Тьфу.
Например, Пятигорск.
Да. Был и такой факт в непростой моей географической биографии. Или биографической географии?
Приезжаю как-то вечером в Пятигорск.
В октябре.
Попить водичку местную, здоровьишко подправить.
Не то, что вечером, а уже фактически ночью. Добираюсь до санатория.
Бужу сестру, или как там ее, которая на стреме.
Кругом темно, спят усталые пьянчу…, то есть, отдыхающие. Которые больные.
Но храп стоит богатырский. Ужасный храп стоит, короче. Изо всех палат, или комнат. Забыл, как они называются.
Говорю женщине:
- Какой шум, однако! Может, найдется тихая обитель?
Приложив палец к губам и вытаращив глаза, мол, тише! не шуметь! на цыпочках она ведет меня в номер, или как он там называется, и указывает на койку в двухместной палате, или что там у них.
Рядом, на другой кровати, укрывшись с головой одеялом, ну просто истошно ревет басом мужик. Это уже не храп, а рев натуральный. И окно открыто, а оттуда просто мороз вливается в помещение!
- Нет, - говорю, - девушка, не смогу я здесь находиться! Найдите что-нибудь попроще, без спортсменов!
Пошли мы с ней дальше.
Двери все пооткрыты почему-то, и отовсюду храп и либо холодрыга, либо вонь. Просто ночлежка какая-то. Санаторий, называется…
Пристроился я через полчасика в трехместной комнатке с двумя относительно тихими вахлаками. Они, конечно, тоже храпели, но без завываний и всхлипов, монотонно. Что допустимо по любому ГОСТу.
Утром, злой, не выспавшийся, я пошел изучать местные фауну и флору.
Низкие тучи, какой-то серый туман и легкий ветерок с царапающей лицо влагой встретили меня неприветливо, почти враждебно: чего, мол, тебя принесло? здесь и без тебя…
Я почти враждебно разглядывал мрачные горы, окружавшие центр курорта, так называемый Цветник, где и цветов-то не было.
Люди редко встречались в это пасмурное утро, но все какие-то серые, в серых одеждах, с серыми лицами. Не курорт, а больница какая-то.
В сером городишке на краю страны
Дышит еле слышно шепот тишины.
Мягко облегает там дороги пыль.
Ни людей, ни звуков – полный штиль.
- Надо, - думаю, - рвать из этого захолустья с этой гребаной водичкой! Которую, кстати, пока не попробовал.
Двигаю монотонно, на автомате, ногами и плетусь, куда глаза глядят. Знакомлюсь, значит, с окрестностями.
- Может, в Кисловодск смотаться или в Минеральные Воды, они тут рядышком?…
Но додумать эту мысль не успел.
Навстречу мне бодрой походкой шла Она.
Красавица.
В моем вкусе!
Прекрасное одухотворенное лицо с крупными карими глазами, обрамленными, как пишется в романах, длинными черными ресницами!
Фигура... Это что-то! Из песни! Про стройность и про лань... про тонкую талию и про округлости грудей... Что за песня? Сейчас уже не помню.
И, что характерно, идет прямо на меня и смотрит в лоб!
- Не подскажете, молодой человек, как пройти к санаторию, что в Цветнике?
Голос! Вот это голос! Я далек от музыки, но, по-моему, это было колоратурное сопрано! Боже мой! Неужто это мне свалилось такое счастье? Прямо на голову! Случайно, в тревоге мирской суеты, так сказать…
- Не упусти момента, Дока, - строго сказал мне внутренний голос, - не будь идиотом и фрайером в одном стакане! Жги ее речами, подсласти компот!
- Вы представляете, - напустив на себя таинственность, сказал я, - я только что оттуда! Но я вас провожу, тем более, при такой великолепной погоде, грех не пройтись с красивой женщиной в этом очаровательном месте, обрамленном, как по заказу, такой вечнозеленой зеленью!
Посмотрела на меня красавица с подозрением, потом более внимательно, потом еще чуть пристальней.
- Пойдемте, - сказала, видимо, удовлетворенная осмотром, - тем более, мне еще надо устроиться с жильем.
- Позвольте помочь и в этом вопросе? – я уже напрягся в неопределенном томлении.
- Нет! – отрезала она, - я от незнакомых мужчин помощь не принимаю. Таково мое эго!
- Ого! – подумал я, - бабочка с характером, но обломаем и эту! Видали мы зверей почище львов, от тех и то летели клочья!
Обоняя тонкие духи попутчицы и возгораясь внутренним пламенем от ее голоса и пленительной конструкции как туловища, так и ножек, обтянутых до скрипа какой-то прозрачной тканью, я мысленно уносился в эфемерные выси, представляя отдельную комнату, кровать без скрипа и полупризрачное обнажение с придыханиями типа ох, отвернись, прааативный…
- А природа-то какова! – между тем произносил я, вибрируя голосовыми связками. – Какие горы, какая зелень, что за чудесный пейзаж! Давненько не бывал я на этих югах с бесснежной зимой и дендрариями!
И, действительно, как мало надо человеку, чтобы его взгляды на природу кардинально поменялись!
Хотя попрежнему было пасмурно, промозгло, и тоскливо пробивалось сквозь залежи туч в небе мутное солнце!
Надо ли говорить о том, что я нашел-таки жилье моей новой подруге, как в благодарность за это она отдалась мне в тот же час.
Не это главное.
Важно то, что, раздев ее, я обнаружил на ее фасаде огромный безобразный шрам, идущий чуть ли не от горла почти до самого пушистого треугольника. Оказывается, она перенесла ужасную операцию после автомобильной аварии, чудом осталась в живых.
Все это так.
Но этот ужасный шрам...
Я дотянул свой курортный роман до конца сезона. Но этот шрам…
С того момента, как я его увидел, снова для меня померкло все вокруг, и мутное солнце символически сопровождало меня и на прогулках, и мысленно, даже в минуты интимных свиданий с красавицей.
Эстетически добивали меня все эти картины.
И снова мрачные громады гор вокруг Цветника напоминали мне о бренности нашего жалкого существования, зависящего от всякой ерунды.
Например, от автомобилей, от октябрьской мрачности, от храпа хороших, вероятнее всего, людей, но главное, от этого мутного светила, позволяющего просто так затмевать его всяким тучам, вгоняя нас в болезненную, жуткую хандру.
Успокаивает лишь то, что в Израиле мне не довелось увидеть таких шрамов.
А самое главное – мутное солнце здесь хотя и бывает, но крайне редко.
Разве что во время тяжелых хамсинов, да еще когда «тьма, пришедшая со Средиземного моря» накрывает любимую Галилею!
Но это легко пережить, ибо бывает редко, как я уже сказал, и кратковременно. Так что...