Если ехать от Назарета в сторону Хайфы через Кирьят-Тивон, то у кибуца Алоним надо повернуть направо и по узкому извилистому шоссе за несколько минут добираешься до места. Сама дорога навевает душевное спокойствие и идиллическое настроение: с обеих сторон только лес из вечнозеленых деревьев, тишина и покой.
Мошав Вифлеем Галилейский (в ивритской транскрипции – Бейт-Лехем хa Глилит) смотрится продолжением этой дороги и ее прекрасным завершением. Интересна его история.
В середине 19-го века известный в Германии богослов Кристоф Гофман создал секту Tempelgeselshaft, что значит Общество Храма, целью которой было спасение гибнущего человечества. Они называли себя темплерами (в отличие от темплиеров – рыцарей времен крестовых походов) и стали переселяться на Землю обетованную для воссоздания ее святости.
Вначале была создана хайфская Мошава Германит, потом иерусалимская, затем в районе Нааляля, и, наконец, в 1906-м году в Нижней Галилее родились рядышком два поселка: Вальдхайм и Бетлеэм, первый из которых сейчас называется Алоней-Аба, а второй – мошав Бейт-Лехем ха-Глилит.
– Я! – Старик поднял руку. С рюмкой. – Рюмочку-то опусти, товарищ! Просишь слова – проси! Поднял руку – ясно. Но причём тут рюмочка? – Ты, Дока, вредный мужик, скажу я тебе! Чего привязался? Изыди! Не тревожь меня! Вот смотри: Друг – культурный человек, не вякает, не пугает меня своей грубостью. А ты... Эх, бескультурье – оно и в Африке бескультурье. Ладно. Последний раз прощаю тебя. Надеюсь, исправишься.
Так вот. Моя очередь. Я продолжаю марафон! Я так скажу. Миллион – это не столько цифра, в моём понимании, это символ, что ли, знак. Признак успеха. Медаль. То есть, большая сумма, гарантирующая безбедную житуху и уважение окружающих. Ещё раз – это сугубо моё мнение. А посему, это не обязательно должен быть миллион. Просто крупная, не рядовая цифра. И тут мне вспомнились два случая из моей сложной биографии. Не со мной эти случаи произошли, а с моими сослуживцами. Но я их запомнил, потому что они символичны! И, надеюсь, будут являться уроком для молодого поколения. Для таких, к примеру, сопливых друзей, как некоторые торопыги из сидящих за этим, к примеру, столом. Не будем напирать на личности! Это я про тебя, Дока, между прочим...
Помню, работал я в одной конторе в советские времена. Было мне лет тридцать плюс минус. И работал там некто Вакула. По-моему, не только я, но и остальные сотрудники никогда не звали его по имени-отчеству. А только по фамилии – Вакула, да Вакула. Украинская такая фамилия. И было ему под шестьдесят. Но был он весь седой-седой и шаркал ногами при ходьбе, шепелявил слегка и брюхо имел крупное, выпирающее. Хороший мужик, добряк. Ходил в каких-то отрепьях, обрёмканный и неухоженный. Жена его умерла давно, дочь жила где-то в другом месте, а он жил бобылём.
И вот вдруг, выйдя на пенсию в шестьдесят, помирает бобыль Вакула. Пошли к нему. А там замызганная, заброшенная хата, стол, кровать, пара стульев, хотя Вакула был очень толковым инженером и зарабатывал прилично, потому что, кроме основной работы ещё и калымил. Так вот, под подушкой на грязной койке у него обнаружили затыренные двадцать пять тысяч рублей, что по тому времени было очень даже приличной суммой! Заначка. Помер мужик в нищете, лёжа на крупной сумме, которой хватило бы и на мебель, и на приличную жизнь на много лет. К чему это я? Человек распоряжается крупным кушем по своему усмотрению. Согласно горизонту мышления. А известно, что, когда горизонт сужается, он может превратиться в точку. Точку зрения. Которую, вероятно, и имел померший так одиозно тот самый Вакула!
– Недавно был у сестры, – продолжил Старик, – в Иерусалиме. Там у меня двоюродная сестричка проживает. С неким саброй-марокканцем, довольно интеллигентным, как это ни парадоксально звучит, старичком. Нет, правда, хороший мужик, двадцать пять лет в полиции отбухал. Причём, большую часть времени в Газе. – Раньше, – рассказывал старичок, – я запросто ездил мимо арабских деревень, патрулировал и прочее. Но стреляли в меня только один раз у Хан-Юниса. А так – спокойно и свободно. Это потом началась заваруха, после процесса Осло. И всё пошло прахом.
Он на пенсии, ему хорошо платят. Вот и живёт с ним моя кузина тихо и мирно. А она сама с двумя детьми, правда, взрослыми уже, рванула в девяностом, от греха подальше, из Саратова. От греха – это я имею в виду не только развал Союза, но и её мужа, большого забулдыгу, рукоприкладника и придурка. Он, вообще-то, работал в лаборатории одного из институтов, писал статьи в научные журналы, продвигался, так сказать, но при этом не забывал выпить, иногда, правда, без закуски. Бил он жену практически регулярно по получении аванса и получки, то есть, пару раз в месяц – это уже закон! Вот и сбежала она от него, оставив ему квартиру и всё её содержимое. Он же остался в Саратове, ибо был мусульманином, как гордо величал сам себя, а, проще говоря, татарских кровей, хотя в крепком подпитии, почему-то звенящим шёпотом, извещал всех о принадлежности своей к черкесам! Хотя, насколько мне известно, есть и черкесы-христиане. Иногда, перебрав чересчур, именовал себя также и лезгином.
– Не в деньгах счастье... – Старик сплюнул с веранды вниз, в густую зелень китайской розы, усыпанную крупными цветами-колокольчиками. – Не скажи – вяло пробормотал Друг, жуя салат. – Во-первых, не брызгай! – сказал я, глядя в сторону плевка, – а во-вторых, с чего бы это?
Вообще-то в такую погоду нормальные люди сидят в домах, включив кондиционеры на полную катушку. Уже второй день, как жуткий хамсин заволок всё вокруг плотным туманом из мелкодисперсной пыли, то ли из Саудовской Аравии, то ли из Сахары, и мало того, что нечем было дышать в его пекле, где-то свыше тридцати пяти градусов, но и ни черта не было видно на расстоянии ста метров.
Мы же расселись в такой чертовщине только лишь по настоянию Старика, пообещавшему интересные байки обязательно вне помещения, "на открытом воздухе", как он выразился. Почему и зачем – таких вопросов мы с Другом давно уже не задаём Старику, учитывая его почтенный возраст и свойства характера, потому что по опыту знаем, что ответ будет один: – Так надо, урроды!
Сидим мы на втором этаже дома в гостях у Друга. На веранде, как уже было сказано. Она же балкон. Квадрат двадцать пять метров. Весь в зелени, начиная от пальмы в кадке и до всяких гераней и других зелёных насаждений. Серо-жёлтый налёт хамсинной пыли на листьях. Осознание того, что такой же налёт и на наших лёгких внутри организма заставляет меня время от времени понукать: – Ну вот, теперь всё же можно и к столу! У хозяина в салоне на столе всё готово... – Погоди, Дока, не гони лошадей. Здесь тепло. – Но ведь... – Что ты, как девица на сносях, ох да ах? Ну, песочек на зубах, ну, дыхалка сипит, но ты же офицер, какой-никакой! А потом, мы же сидим в гостях у миллионщика! Вон, какой домина! Вилла! – Да ладно тебе! – взвыл Друг, – Какая, в задницу, вилла? Какой миллионщик? Хочешь, я расскажу вам про миллионеров? Настоящих? Только пошли вовнутрь! Дышать же нечем!
- Вот смотри. Допустим, та же пружина. Она просто сжимается при каждом ударе, фигурально выражаясь. Копит, так сказать, энергию, да? А потом ка-а-ак разожмётся! И сметет ударяющего к чертям собачьим! А та же палка что? Держит, держит, держит удары. А потом просто ломается. Палка - она же ведь не гибкая. Ломкая.
- Подожди, Дока. Ты к чему эту муть нам сейчас несёшь? Ты пей, пей и успокойся! - Да так. Вспомнил кое-что. - Ну так не тяни резину и выдай на гора. Я правильно рассуждаю, Друг? - Ты, Старик, всегда прав! Кто спорит? Но иногда лев. О как!
Мы болтаем в ожидании официанта в скромной друзской забегаловке Дальят-а-Кармеля. Здесь подают острые специи и всякие-разные приправы к питам с хумусом, к зелени и всякой другой закуске, которые хорошо идут под лёгкое винцо или наоборот, под что-то потяжелее.
Бываем здесь частенько по дороге к хайфскому университету, небоскрёб которого на горе Кармель просматривается чуть ли не со всего севера страны, во всяком случае в радиусе километров тридцать-сорок точно.
– Вы последний в этот кабинет? – Я просто жду жену, она сейчас на приёме у этой массажистки. – Век прожила, а не знаю, как правильно говорить: последний или крайний? Мы-то сами из Узбекистана приехали, правда, давно уже. Так что я толком русского языка и не знала. Честно говоря, я и иврита совсем не знаю. Хотя мы тут с девяносто первого.
Я искоса посмотрел на женщину. Искоса – потому что она грузно усаживалась рядом на стул, гремя склянками в полотняной сумке и толкая меня в бок то локтём, то мягкими частями своей массивной фигуры.
Странное у меня к нему отношение. С одной стороны… С другой стороны… Но судите сами. Я не возражаю, когда женятся между собой двоюродные брат с сестрой. Кто я такой, чтобы возражать? Не Бох, не Цар и не Херой. Но мне это противно, я извиняюсь. Да нет, я всё понимаю, в галуте евреи должны были сохранять генофонд… я понимаю. Теоретически. Но когда это вижу в натуре, меня тошнит. Странно это и не по себе. Бррр… Это раз.
– Я не борец, – говорит он мне. Да, я вижу. Не борец. Движения вкрадчивы. Интеллигентность налицо. И на лице. Приятная улыбка. Тихий голос с интонациями. В соответствии с моментом. Там был коммунистом. – Ну, а как же? Я же был зам. Главного редактора. А как же? Иначе нельзя.
Да, я понимаю. Да. Дада. Дадада. Я понимаю. Ну, а я был Главным Конструктором. Подо мной были сотни людей. Но я отказался вступать в партию ещё на исходе комсомольского возраста. Да, да. Я понимаю. Там же был журнал. И газета какая-то. Республиканская. В этом… В Узбекистане. Или Киргизстане. Да. Я понимаю. Нельзя иначе. Впрочем…. Ну, ладно, проехали. Подташнивает от раздумий.
Делюсь этой информацией здесь в ЖЖ, поскольку знаю, что у меня во френдах, а точнее во френдессах есть немалое число девушек и молодых женщин, которым это полезно знать. Натолкнуло меня на идею написать об этом пост то, что молодая соседушка столкнулась с этой болячкой непосредственно, так сказать. Краснуха - вот о чём идёт речь. Гляньте сюда: http://www.barenz.ru/novosti-obshhestvennosti/chto-takoe-krasnuxa Вроде бы, подумаешь, сыпь. Проходит у ребёнка, как правило, без осложнений. Но заражается-то дитё от матери во многих случаях! Вирус передаётся от беременной матери через плаценту и инфицирует плод, при этом риск заражения составляет от 30 до 80 процентов в зависимости от начала заболевания будущей мамы. А последствия могут быть ужасны: порок сердца, воспаление лёгких, глухота и прочее другое, вплоть до летального исхода. Соседушка моя сразу рванула к врачу и правильно сделала, потому что последующее обследование показало, что с её анамнезом могли быть у ребёнка и другие неприятности. Совет такой. Надо знать, болели ли вы, женщины, краснухой в розовом детстве? Спросите у мамы-папы. Делайте вовремя прививку. Анализ крови, УЗИ и прочее попросите у врача. А по этим данным будет приниматься решение о дальнейших действиях Чуть подробнее можно почитать здесь. Само собой, желательно отказаться от алкогольных напитков и курения, но это по-моему, и так ясно. На этом я замолкаю. Детали и нюансы этого вопроса читайте по указанной выше ссылке. Не пугайтесь, девушки и женщины! Я просто хотел вас предупредить. Привет всем от моей соседки, пришедшей от врача с улыбкой на лице:))) И будьте здоровы!
– Вы только что приехали? – Да. Две недели. Мы олим хадашим. Новые репатрианты. А вы давно тут? – Десять лет. Первое время мы жили в Тивоне, это рядом с Хайфой. Тогда как раз война началась с Саддамом, сирены, противогазы и прочее. Жутковато было. Но нас выручало то, что вокруг были люди. Совершенно незнакомые стучали в дверь, спрашивали, что надо и приносили и приносили, и приносили… Кто притащит старый вентилятор, кто электроплитку, кто еду. Здорово было. Приятно. Кстати, мы вот тут новый холодильник купили, а старый вон там в углу стоит. Ему лет двадцать, но он пашет, как молодой! Хотите – забирайте. Вам ещё много расходов предстоит…
– Нет. Не надо. Что это я рухлядь буду брать? – Оп! Хм. Ну, как скажешь. Тогда я его выброшу, что он будет место занимать? – Хотите, я помогу его выкинуть? Я крепкий, мне тридцать пять. Вам-то, я вижу, больше. – Ладно. Помогай. Валера взвалил на спину холодильник, как заправский грузчик, не дал мне даже помочь, и кряхтя, вышел из дому.
Все-таки надо начать с того, что Юля – еврейка, а Халид – кавказец, как сейчас принято говорить. Он сам называл себя иногда черкесом, иногда дагестанцем, но в округе его звали татарином. Национальная составляющая в данном случае важна, потом поймете почему.
Любовь меж ними вспыхнула искрой в том возрасте, когда справиться с либидо было уже невозможно, и надо было срочно спариваться! Так, во всяком случае, она мне разъясняла причину их связи, а затем и супружества.
- Это было свыше моих сил, - жаловалась Юля, - Терпеть постоянный, круглосуточный зуд там, в глубине. Сначала она активно изучала эту проблему на своих юных братьях, но те были настолько малы, что она физически ничего не ощущала при совращении этих мальцов.
Она была хороша в шестнадцатилетнем возрасте, белокура, что редкость у евреев, стройна и энергична. Светло-голубые глаза на бледном, всегда без загара, лице. Халид же был соседом по улице, пять минут ходьбы. В молодости он уже помогал своему отцу–лудильщику посуды, потом он слесарил, потом еще что-то по-простому, по-рабочему. Но парень был хорош и пригож: крупный лоб, большие горячие кавказские глаза и прямой короткий нос, чуть свернутый в боксерском поединке.
Любовь они закрутили бешеную, с обоюдными признаниями в слезах, с криками: Мне без тебя не жить! Если что – зарежу! А если ты чего – утоплюсь!
Интимно стали жить практически немедленно после знакомства, но в связи с отсутствием условий для встреч, обнимались в подъездах, у калиток, на лавочках и прочих неприспособленных для полноценного секса местах.
